—
…Не мог там остаться, но не мог уйти!
Так и было задумано — чтобы я оказался там, откуда не сумею выбраться. И вновь, в страхе перед Гончими Тиндалоса, я поступил именно так. Но что еще я мог предпринять?
В полном отчаянии я принялся обшаривать те глубины сознания моего корабля, где, как я знал, находятся средства управления для переходов из одного измерения в другое — те самые средства управления, которыми я пользовался для того, чтобы оказаться в этом месте. Ведь я успешно воспользовался ими, чтобы уйти от Черной Дыры и прочих ужасов. Но теперь эти средства… исчезли! На их месте осталась только пустота.
А снаружи, за пределами часов, простирался бескрайний мрак. Ни одна звезда не озаряла эту всепоглощающую стену, казалось, сложенную из какого-то прочного материала. Это была чернота без даже самого крошечного мерцания света. Я словно бы в одно мгновение оказался в самом центре гигантского блока черного мрамора, но все же дело обстояло не совсем так. Потому что «черный» — это все-таки цвет, а здесь было полное отсутствие цвета, абсолютное отсутствие цвета. Нет, даже более того: это было полное отсутствие чего бы то ни было. И я вдруг осознал, что за стенками корпуса часов нет буквально ничего — ни времени, ни пространства. На этот раз я ушел прочь от всего. Вместе с часами времен я в буквальном смысле оказался
«Почему, — спрашивал я себя, — возникли эти странные ограничения возможностей часов, которые прежде были поистине безграничны?» Мой корабль теперь уподобился океанскому лайнеру, поставленному на прикол в порту — и притом этот порт был чужой. В полном отчаянии я попробовал погрузиться еще глубже внутрь разума…
…Ощутил, что все-таки что-то есть там — какое-то движение, какое-то шевеление мрака. Это впечатление я получил через фантастически чувствительные ментальные сканеры часов времен. Даже при том, что заметить хоть что-либо в этой непроницаемой тьме было невозможно, сканеры в итоге разыскали это крошечное движение и обратили на него мое внимание. Но при этом мне стало ясно и еще кое-что, а именно: если источник движения находился далеко, значит, в этом месте не отсутствовало пространство. Следовательно, поскольку, согласно неоспоримому закону, пространство и время всегда шествуют рука об руку, здесь существовало и время. Однако почему-то я заключил, что это очень особенное пространство и совершенно иное время — другой пространственно-временной континуум.
Осознание пришло мгновенно и далее этого не пошло, потому что шевеление становилось все ближе, оно увеличивалось, разрасталось в сканерах, приобретало четкость его контура. В следующее мгновение я ахнул и тут же увел свой корабль в сторону от жуткой твари. Только что оно выглядело далекой амебой, окруженной призрачным голубым сиянием, и вдруг превратилось в огромный ком, из которого высовывались хваткие пузырящиеся щупальца. И этими гадкими щупальцами тварь пыталась дотянуться до меня. Она напоминала жуткого осьминога своими порывистыми, резкими движениями. Но к этому моменту я уже понимал, что это не осьминог. Я точно знал, где нахожусь и что передо мной.
Другое пространство, иное время — иное из-за чужеродного расположения относительно природы. Это место находилось за пределами природы — здесь все было синтетическое, произведенное! Это измерение было параллельно четырем обычным измерениям, но при этом не сталкивалось, не пересекалось ни с одним из них. Оно сосуществовало со всем временем и примыкало ко всему пространству, но при этом было замкнуто снаружи, за барьерами, создать которые могли только Старшие Боги. Но для чего эти барьеры были воздвигнуты? Кого предполагалось держать внутри них?
Кого же еще, как не символ самого низменного зла, этого отца тьмы, эту пенистую, растекающуюся богохульную бесформенность, прячущую свой истинный жуткий лик за скоплениями радужных сфер и пузырей, эту первобытную слизь, которая вечно обитает «за невозможными углами», Ожидающего на Пороге — омерзительного Йог-Сотхота!
И тогда я понял, что погиб, де Мариньи, что мне пришел конец, что жизнь моя истрачена и что все, о чем я мечтал, к чему стремился, — все напрасно. Моя душа превратилась в кусок свинца, и этот свинец запечатал самые глубокие бездны отчаяния, потому что я лицом к лицу столкнулся с тварью, в чудовищности с которой мог бы соперничать только сам Ктулху.