Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

В то беспокойное время Мария в основном полагалась на поддержку Реджинальда Поула. По его настоянию самые громкие сожжения правления Марии были совершены в Оксфорде. Три великих епископа Реформации — Ридли, Латимер и Кранмер — были лишены своего сана и подвергнуты унижению. Самому большому позору подвергся архиепископ Кентерберийский. Он был облачен в архиерейские одежды — за тем исключением, что сшиты они были из грубого холста. Когда с несчастного срывали одеяния, епископ Боннер произнес речь. «Этот человек, — объявил он, — презирал папу и теперь папой же судим. Этот человек разрушал церкви и теперь в церкви же судим. Этот человек проклинал таинство и теперь перед таинством же проклят». Один из присутствующих несколько раз дергал Боннера за рукав, умоляя его прекратить издевательства над почтенным старым человеком. Боннер не обращал на эти увещевания никакого внимания. Брадобрей состриг волосы с головы старика, а затем Кранмера силой опустили на колени перед Боннером, который начал царапать кончики пальцев архиепископа, чтобы осквернить руку, которая когда-то проводила таинство елеосвящения. «Теперь, — заявил он, — ты больше не владыка». Кранмеру выдали изношенную рясу и засаленную бюргерскую шляпу, а затем передали его мирским властям.

Столб для сожжения был установлен во рву у колледжа Баллиол. Ридли и Латимер должны были попрощаться с жизнью первыми.

— О, вы здесь? — воскликнул Ридли, увидев соратника.

— Да, я следую за вами так быстро, как только могу.

Достигнув столба, они оба преклонили колени и поцеловали его. Ридли отдал своим друзьям небольшие подарки, что были при нем, — кусочки имбиря и мускатного ореха, свои часы. Латимеру отдать было нечего; он смиренно стоял, пока с него снимали всю одежду, кроме савана, который был на нем в знак его судьбы. Ридли выдали небольшой мешочек пороха, чтобы привязать к шее.

— Есть ли у вас такой же для моего брата?

— Да, сэр, есть.

— Тогда быстро дайте ему, не то будет поздно.

Они были привязаны на противоположных сторонах, и, когда горящее полено оказалось у ног Ридли, Латимер крикнул ему:

— Будьте покойны, владыка Ридли, и будьте мужчиной. Сегодня мы по благодати Божией зажжем в Англии такую свечу, которую — я в это верю — будет не загасить.

Эти слова стали, вероятно, самыми знаменитыми во всей истории Реформации, но они могли быть придуманы Джоном Фоксом во втором издании «Книги мучеников». Что было на самом деле, установить невозможно.

Когда языки пламени начали подниматься вверх, Ридли вскрикнул: In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum — «В руце Твои, Господи, передаю дух мой». Латимер вскричал: «О Отец Небесный, прими мою душу!» Казалось, что Латимер распростер перед пламенем объятия и «после этого провел руками по лицу, будто бы омыв его огнем, и вскоре умер…» Ридли повезло меньше: огонь горел с недостаточной силой и поднимался очень медленно. В агонии он кричал: «Я не горю! Я не горю! Господи, ниспошли мне милость Твою! Пускай огонь заберет меня! Я не горю!» Накал пламени увеличился, и, когда оно поднялось выше, мешочек с порохом, привязанный к шее Ридли, взорвался. Пришло его время.

Томас Кранмер, в прошлом архиепископ Кентерберийский, наблюдал за сожжением своих сподвижников с башни Бокардо, и был поражен до глубины души. Отмечается, что он пал на колени в слезах. Некоторое время он, вероятно, плакал по себе самому. Он всегда был предан своему государству; для него оно представляло божественный закон. Разве не следует ему сейчас подчиниться монарху и верховному главе церкви, даже если она желает возвратиться под римскую юрисдикцию? В его сознании верховенство папы римского было невозможным. Не менее неприемлемым было для него неповиновение своему монарху.

Вскоре после сожжения его сподвижников он был переведен из Бокардо в дом декана церкви Христа, где почувствовал себя чуть более вольготно. Там его посещал испанский монах, пытавшийся убедить его в добродетелях католической веры. Он действительно несколько раз публично отрекся из уважения к доводам монаха или из страха мучительной смерти, как вскоре обнаружится. Он написал декларацию, в которой признал папу верховным главой английской церкви; это был его долг перед королевой и парламентом. В другой декларации он утверждал, что верит во все статьи о вере, обнародованные католической церковью; в частности, он принял силу таинств. 18 марта 1556 года, в шестой декларации, он признал себя неугодным грешником, который подвергал гонениям святую церковь и отобрал у королевства веру истинную. Его декларация стала одним из самых важных религиозных заявлений в королевстве. Говорили, что один лосось стоил тысячи лягушек.