Одна за другой тянулись осенние и зимние недели, не принося никакого результата; Анну Болейн и Генриха все больше одолевало раздражение и нетерпение. Король был одурманен ею; он гостил в ее дворце в Гринвиче и осыпал украшениями и другими подарками. «Король ослеп от любви, — писал Кампеджио в Рим, — он ни о чем думать не может, кроме Анны». В досаде и волнениях они обратили свой гнев против кардинала. Уолси, в свою очередь, упрекал Кампеджио и грозился, что, если не предпринять никаких действий, разразится такая буря, что «смерть покажется раем». Один из королевских послов, Стефан Гардинер, встал на колени перед папой. «Ты, кто должен быть столь же прост, как голуби, — заявил он ему с неслыханной бесцеремонностью, — полон обмана, коварства и лицемерия». Папа сообщил Генриху, что не может ничего решать, не выслушав сначала аргументы обеих сторон, а весной 1529 года сэр Фрэнсис Брайан, двоюродный брат Анны Болейн, написал из Рима, что «тот, кто заставил Вашу милость поверить, якобы он позаботится об этом вопросе, оказал Вашей милости дурную услугу». Он со всей очевидностью намекал на кардинала. Сам Уолси говорил своим личным слугам, что намерен, насколько будет в его силах, разобраться с ситуацией, а затем добровольно удалиться на покой и посвятить себя духовным делам. Так или иначе, он прекрасно осознавал, что его конец, возможно, уже близок.
В последний день мая 1529 года в парламентском зале Блэкфрайерс был созван легатский суд под руководством Уолси и Кампеджио; король и королева остановились неподалеку во дворце Брайдуэлл и перешли по деревянному мосту через реку Флит, чтобы присутствовать на судебном процессе. Они оба получили требование явиться в суд в пятницу 18 июня, но за два дня до этого Екатерина попросила аудиенции с архиепископом Кентерберийским и восемью епископами; она опротестовала саму идею судебного разбирательства и заявила собравшимся, что хочет передать дело в Рим. Это бы гарантировало нескончаемую вереницу прений и допросов. Она также выразила официальный протест двум кардиналам в Блэкфрайерс, обвинив их в некомпетентном исполнении своих судейских обязанностей.
В назначенный день король и королева явились в легатский суд, где Генрих занял свое место под балдахином. Затем Кампеджио произнес речь на тему «неприемлемости прелюбодеяния, или, вернее, инцеста», по которой им сейчас нужно вынести решение.
— Генрих, король Англии, предстань перед судом!
— Присутствует, — ответил он.
— Екатерина, королева Англии, предстань перед судом!
Она молча встала и подошла к королю, оставив позади небольшой круг советников и адвокатов; она встала перед ним на колени и заговорила так, чтобы все собравшиеся могли расслышать. «Я бедная женщина, чужая в ваших владениях, — я не могу рассчитывать ни на хорошего адвоката, ни на беспристрастных судей. Все эти годы я была вам верной женой и желаю знать, чем я могла вас обидеть». Затем она заявила о своей невинности до союза с королем и о том, что родила ему нескольких детей (лишь один из которых, как уже известно, выжил). «Если я в чем-либо перед вами провинилась, то приму свое позорное изгнание». Она добавила, что ни один адвокат в Англии не захотел бы — или не смог — открыто заступиться за нее. «С вашего позволения я удаляюсь до тех пор, пока не получу новостей из Испании». С этими словами она встала, сделала низкий реверанс королю и покинула зал суда. Кардиналы кричали ей вслед, но она не ответила на оклики.
Затем король обратился к собравшимся и заявил, что Екатерина всегда была ему верной и послушной женой. Уолси встал и опроверг сообщения о том, что он был инициатором бракоразводного процесса. Король поддержал его слова и признался, что за этим шагом стоят его собственные угрызения совести. Если бы этот союз признали законным, он с радостью продолжил бы жить в браке с королевой. Мало кто из присутствующих в суде поверил ему.
В последующие дни заслушивались показания нескольких свидетелей, главный из которых клятвенно утверждал, что Екатерина и принц Артур консумировали свой брак после венчания. Придворные слышали, как, покидая покои жены на следующее утро, Артур сказал: «Всю ночь напролет я словно был в Испании». Один из сторонников Екатерины, Джон Фишер, епископ Рочестера, возмутился такими «скабрезностями, звучащими в зале суда». Уолси резко осадил его, после чего последовала разгоряченная полемика.