Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

В начале ноября был созван парламент, чтобы изъявить жителям королевства волю короля. Члены палаты общин, в большинстве своем адвокаты и землевладельцы, воспринимали королевскую прерогативу довольно спокойно; их роль заключалась в том, чтобы регистрировать указы короля и защищать его от обвинений в непопулярных мерах. Когда Томаса Кромвеля впервые назначили членом парламента, ему велели просить совета у герцога Норфолка, «как следует вести себя в парламенте по благоусмотрению короля». Спикером выступал один из королевских подданных, чье жалованье выплачивал сам Генрих, и, как писал Эдвард Холл в «Хронике», «большинство членов палаты представляли собой королевских слуг».

Парламент 1529 года не отличался от всех предшествующих. Король восседал на своем троне, а стоявший по правую руку лорд-канцлер Томас Мор произносил речь о причинах созыва. Он отозвался об Уолси как о «большом валухе [кастрированном баране], наконец-то низложенном». Члены палаты общин вскоре продемонстрировали свою лояльность, приняв закон, «освобождавший короля от обязанности выплачивать взятые им займы». Когда один из несогласных опротестовал подобную меру, король поинтересовался, «на его ли он стороне». Парламент утвердил законопроекты о выращивании телят и цене на ввозимые шерстяные шапки, однако его внимание было в основном сосредоточено на денежных поборах церкви. Это происходило на фоне резкого обострения антиклерикальных настроений, последовавшего за низложением Уолси. Была составлена всеобщая петиция, где пороки и злоупотребления священнослужителей подверглись обличительной критике как плоды семи смертных грехов; «приходской клир», или белое духовенство, погрязло в пороке, алчности, праздности и жестокости.

Недовольство вылилось в форму официальных законопроектов против поборов, требуемых клириками за утверждение завещаний и поминальные службы; духовенству запрещалось владеть землей на праве аренды и заниматься торговлей. Вполне очевидно, что вдохновителем этих жалоб, если не непосредственным инициатором, был Королевский совет. Это был еще один выпад в сторону папы, служивший напоминанием о том, что парламент всегда будет исполнять волю короля. Характерно, что на своих ранних этапах религиозная реформа в Англии в основном строилась вокруг практических и финансовых вопросов. Инстинктивно английский народ всегда тяготел больше к практике, нежели к теории.

Когда законопроекты были переданы в верхнюю палату, Джон Фишер, епископ Рочестерский, пожаловался, что палата общин пытается уничтожить церковь и действует так в силу своего «маловерия»; когда же члены палаты общин, в свою очередь, пожаловались королю, Фишеру пришлось отказаться от своих комментариев. Впрочем, по широко распространенному мнению, английские епископы уж слишком ревностно оспаривали обвинения в финансовых злоупотреблениях. Услышав заявления, что их практика основана на предписаниях и обычаях, один из адвокатов Грейс-Инн заметил: «Что ж, обыкновением воров стало грабить на Шутерс-Хилл — следовательно, это законно?» Охота началась.

Осенью того же года Анна Болейн дала своему царственному повелителю экземпляр недавно выпущенного памфлета. Некоторые утверждали, что во всем, кроме имени, Анна являла собой приверженку лютеранской веры, однако возможно, что ею просто двигало желание дать Генриху совет, как расширить свои властные полномочия, равно как и запасы казны. «Мольба о нищих» Саймона Фиша была антиклерикальным манифестом, где автор открыто обращался к королю, сетуя на возмутительное поведение священнослужителей — «ненасытных волков», опустошающих его королевство. От епископа до дьячка этот «праздный алчный народец… прибрал к своим рукам более трети твоего государства». Он также развратил сто тысяч женщин. Какое против этого может быть лекарство? Принять против священнослужителей законы. Фиш добавил, что «эти поросшие коростой догматики не хотят, чтобы Новый Завет распространялся за пределами страны на Вашем родном языке». Сообщается, что Генрих «держал книгу у себя за пазухой три или четыре дня» и, вероятнее всего, был со многим в ней согласен. Епископ Нориджа в смятении писал архиепископу Кентерберийскому, что «куда ни отправься, повсюду говорят, якобы король желает, чтобы Новый Завет на английском печатался и распространялся и чтобы народ имел и читал его». Разве у Анны Болейн не было французского перевода Нового Завета?