Тюдоры. «Золотой век»

Странная реакция человека, ведавшего королевской казной, – Дрейк, по разным оценкам, доставил в Англию ценностей на 600 тысяч фунтов стерлингов, что втрое превышало непосредственные доходы с коронных земель. Однако лорд Берли предпочел бы вернуть все захваченное испанцам, лишь бы избежать втягивания Англии в войну.

Сэр Фрэнсис Уолсингем с ним не согласился – он считал, что война уже так или иначе идет и полученные средства не дойдут до испанских войск на континенте и позволят поддержать там протестантов, друзей Англии.

Вопрос был решен королевой – она возвела Дрейка в рыцарское звание, и теперь он именовался сэр Фрэнсис. Спор тем самым был окончен – Елизавета сказала свое слово.

Оно было окончательным.

Судебный иск, направленный против Дрейка родственниками Томаса Даути, был отклонен на основе формальной придирки, расследования не производилось. Дрейк теперь был особой неприкасаемой – любимец королевы и национальный герой, да еще самого что ни на есть правильного рода: простолюдин, бесконечно преданный своей повелительнице, милостью которой он и был вознесен столь высоко.

Большая часть привезенной им добычи пошла на «… хранение в казну, вплоть до окончательного выяснения размеров взаимных претензий с Испанией…». Конечно, это была официальная версия. Согласно версии менее официальной, но зато более правдивой, серебро сразу перечеканили в монету и пустили в оборот. Дрейк, помимо серебра и золота, привез еще и вина из Чили, и драгоценные камни, и уцелевшие после вынужденной разгрузки на рифах пряности.

Но самую ценную часть его груза, возможно, составило не золото и серебро, а некое растение. Собственно, то, что в Европу завез его именно он, довольно спорно – называлось имя сэра Уолтера Рэли, например. Кое-кто вообще говорит, что англичане тут ни при чем, а растение завезли испанцы. Но, как бы то ни было, молва приписывает привоз растения именно Дрейку.

По крайней мере в Германии, в городе Оффенбург стоит памятник Дрейку, изваянный в камне.

Великий пират держит в руке цветок картофеля, a на постаменте выбиты следующие слова:

« Сэру Фрэнсису Дрейку, распространившему картофель в Европе. Миллионы земледельцев мира благословляют его бессмертную память. Это помощь беднякам, драгоценный дар Божий, облегчающий горькую нужду».

Глава 27 Королева-девственница и ее «лягушонок»

I

Еще со времен самой Елизаветы I шли споры по поводу того, почему она так упорно оставалась девственницей – по крайней мере, официально. Оговорка « официально» добавлена неспроста – королеве Елизавете приписывался внебрачный ребенок, мальчик по имени Артур, отцом которого считали Роберта Дадли. Этот Артур Дадли поминается в письмах англичанина на службе Испании, Фрэнсиса Энгелфилда. Согласно его донесениям, в которых он ссылался на слова самого Артура, мальчик родился у Елизаветы Тюдор и ее фаворита, Роберта Дадли, где-то в 1561 или 1562 году и был отдан Кэтрин Эшли – нянькой королевы, которая была рядом с нею на протяжении всей жизни, – на воспитание в семью некоего Саузерна {7}.

Сведения, однако, было сочтены ненадежными, а сам Артур Дадли – обычным самозванцем. В конце концов, венецианский посол в докладе своему правительству писал, что королеве Елизавете приписывают побольше дюжины незаконных детей и что это настолько нелепо, что не заслуживает и комментариев.

В общем, с потомством все было более или менее ясно. Оставался вопрос о том, почему королева так упорно настаивала на том, что питает «… отвращение к браку…». Пожалуй, можно даже добавить – и к сексуальным отношениям вообще, в той мере, в которой это затрагивало ее лично.

Она делала это с большой серьезностью.

Когда Елизавета I в конце 1562 года была больна оспой и лежала при смерти, то в своих инструкциях не поколебалась назначить Роберта Дадли лордом-протектором – но и при этом настаивала на том, что ее связывает с ним лишь платоническая дружба, в которой нет ровно ничего телесного.

И при всем этом королева Елизавета питала истинную страсть к весьма рискованному флирту, окружала себя красивыми и молодыми мужчинами и женщинами, очень интересовалась модой, украшениями, развлечениями – и приходила в неистовую ярость, когда та или иная из ее фрейлин оказывалась беременной или даже просто выходила замуж, не испросив предварительно королевского разрешения.

В котором ей, кстати, с высокой вероятностью отказывали.

Есть целая теория, состоящая в том, что на 9-летнюю Елизавету так страшно повлияла казнь ее юной мачехи, Катерины Говард, что с тех пор брак и даже просто секс оказались ассоциированы в ее сознании со смертью.

Это, конечно, очень странно и вряд ли может быть как-то рационально объяснено.