Тюльпан и Анютины глазки

Через неделю его не стало. Причина в свидетельстве о смерти: отравление этиловым спиртом. Обычный диагноз алкоголику, не подкопаешься, работали профессионалы.

Всё повторилось, как год назад: бюро ритуальных услуг, кремация, урна, кладбище. С той лишь разницей что, вместо «золотой» женщины дело о погребении вёл услужливый молодой человек.

У Вики – ни одной слезинки, только ощущение тяжёлой работы, которая, наконец, закончилась.

По дороге с кладбища, по мобильнику, договаривается с подругой: та через день-два будет навещать старушек и ежедневно напоминать по телефону, чтобы принимали лекарства. Обеды и ужины на две недели приготовит и заморозит.

Смс-ка шефу: она едет на озеро. Получает: «ок».

Дома остаются муж и Никита. Их семья – единственные наследники Анютиных комнат. Пусть позаботятся о старушке.

Вспоминает: ей лет семь, а брату – на девять больше. Лёгкий, красивый мальчик хочет ехать с другом на Кавказ в дни школьных каникул, не просит, а требует денег. Бабушка смотрит на Гришеньку, тот отвечает: «Нет» и уходит к себе. Анюта, подождав, пока шаги мужа стихнут в коридоре, говорит, вздохнув:

– Не расстраивайся, мама, завтра сниму со сберкнижки.

Мама Вики рассказывала, как мальчика, родившегося «сиротой», обожала вся семья. Маленький «кавказец» бегал по квартире, как таракан, не поймать. Первым словом, которое научился произносить было: «Дай». Каждый родственник, возвращаясь с работы, приносил малышу конфету, пирожное, игрушку.

Бабушка по утрам засовывала в карман школьной курточки любимого дитя рубли, чтобы после занятий сходил в кино. У Саши получалось не «после», а «вместо». Школу закончил с трудом. Попал в армию.

Вике – десять. Семья, собравшись за столом, вытирая слёзы, читает письма Саши. Звучали, примерно, так: «Дорогие мои, очень скучаю, условия здесь невыносимые, еда отвратительная, спать не могу, в казарме полно солдат, командиры заставляют чистить картошку, мыть полы и, даже, туалет. Вечером, когда закрываю глаза, мне снятся бабушкины пирожки с капустой и сочные котлетки из свинины».

Весь следующий день бабушка пекла пирожки, мастерила котлеты, и, вместе с сумкой, заполненной продовольствием, отбыла на поезде, несколько часов езды, чтобы покормить внучонка.

«Страдалец» вернулся домой раньше положенного срока и принялся отдыхать, никто его не трогал, потом появилась женщина. Тогда и сказал дядя Гриша, главный «добытчик» в семье, что Саша должен работать. С тех пор, до самой смерти бабушки, был главным её врагом.

«Дитя» хотело гулять, пить, играть в карты, приводить женщин, требовало денег.

Гришенька закрыл двери в свои комнаты, установил замок, защитился. За замком этим им с Анютой жилось спокойно.

У мамы Саши случился инсульт. Аня ухаживала, сначала, за заболевшей матерью, а, потом, стала сиделкой у постели сестры. Не жаловалась, успевала и на работу, и в театр, и в гости. Сверкали глаза радостью, умела ценить жизнь, чувствовала себя сильной, здоровой, любимой.

Саша попробовал работать, предложенные вакансии не устраивали его, бесила необходимость ходить на службу каждый день к определённому часу, а не тогда, когда удобно ему.

Время и «бурная» жизнь превратили кудри на голове в редкие клочья, повесили мешки под глазами, обаятельную улыбку трансформировали в циничную усмешку.

Он пропил одну из двух комнат, бабушкину. В квартире появилась соседка. Анюта с ней наладила, почти, родственные отношения.

Как пробил Саша лбом стекло в окне, не помнил, выпил «бормотуху» вместо водки, она и закружила его по комнате. Попал в больницу. Вика навещала его. В палате собрались мужчины, похожие на брата, у кого-то нога подвешена на специальной койке, в драке сломали в двух местах, кому-то собутыльник разбил голову, третьему попало кастетом по затылку.

Осколок стекла не просто порезал лоб брата, снял кожу от бровей до волос. Кожа прирастала плохо. При выписке получил рекомендацию: «вести здоровый образ жизни».

– Берегите его, – сказала уборщица, моющая пол в больничном коридоре, – ребёнка всякий пожалеет, пожилого человека защитят его дети, а об этих горемыках, кто позаботится? Ношу им то хлеб, то колбасу, то курево.

Она улыбнулась добрыми глазами и ртом, в котором виднелось, только, два зуба.

«Интересно, скопила бы на искусственную челюсть, если бы не помогала алкашам?» – мелькнуло в голове Вики, но тут появился раненый «боец» с перевязанной головой.

Теперь, возвращаясь с кладбища, Вика размышляла, как сообщить о случившемся старушкам.

– Что-то Саша давно не звонил? – две пары наивных глаз.

Ком в горле.

– Саша заболел, он в больнице, – поперхнулась она.

Через несколько дней сказала, что Сашу отправили в пансионат на Алтай лечиться от алкоголизма.

Тетя обрадовалась, а мама посмотрела недоверчиво.

– Бог простит меня за ложь, я не хочу их убивать.

В квартире тёти появилась «наследница» комнаты, широкоплечая и широкозадая баба со стеклянными глазами, то ли смотрит на Вику, то ли мимо. У сестры нет претензий на имущество брата. Баба успокаивается.