Сдлавшись сосдомъ Оглану, юный Зеинебъ услышалъ съ удивленіемъ o странностяхъ сего старика. Огланъ провождалъ большую часть времени въ тюльпанник, въ цвточномъ своемъ гнзд; онъ никогда въ немъ не читалъ, но просиживалъ по цлому дню, одинъ и въ совершенной праздности. Не взирая на дикость и неприступность, старикъ былъ добръ и благотворителенъ; входъ къ нему, будучи запертъ для любопытныхъ, былъ всегда отворенъ для бдныхъ; онъ длалъ добро безъ всякаго тщеславія, но съ такимъ благоразуміемъ и разсмотрительностію, которыя доказывали, что это было главное его упражненіе. Зеинебъ почувствовалъ непреодолимое желаніе узнать Оглана и его тюльпанное дерево, котораго никогда онъ не видывалъ; но вс его покушенія въ разсужденіи сего были тщетны. Стна раздляла сады, двухъ сосдей. Въ одинъ день Зеинебъ, подчищая свои шпалеры, взошелъ на стну и увидлъ великолпный тюльпанникъ. Ахъ! какая прекрасная вещь! вскричалъ онъ. Случилось, что Огланъ не сидлъ тогда въ гнзд своемъ, но ходилъ по саду и, услышавъ сіе возклицаніе, увидлъ Зеинеба. Въ одномъ камзол, безъ шляпы, съ кривымъ ножемъ въ рук, и почелъ его за садовника. Пріятная физіономія, на которой изображалась кроткая веселость, ему понравилась. Онъ подумалъ, что человкъ сего состоянія не обезпокоитъ его и что онъ всегда легко можетъ отъ него отвязаться. Взглянувъ на него съ улыбкой. Огланъ сказалъ ему: «послушай, другъ мой! естьли хочешь посмотрть на эта дерево вблизи, то обойди кругомъ; я отопру теб ворота.» Услышавъ сіе, восхищенный Зеинебъ, вмсто того чтобъ идти назначенною дорогою, спрыгнулъ со стны и въ одинъ мигъ очутился въ саду Оглана; онъ бросился обнимать старика, которой увидлъ тогда свою ошибку, и узналъ, что сей молодой человкъ былъ не садовникъ, a сосдъ его Зеинебъ; но любезность и веселонравіе юности скоро преклонили къ нему сердце старика, которой обошелся съ нимъ самымъ вжливымъ и ласковымъ образомъ. Подошедъ къ дереву, Зеинебъ хотлъ идти по круглой лстниц, но старикъ сильно тому противился; однакожъ Зеинебъ не послушался и взлетлъ, какъ птица, въ таинственное гнздо. Старикъ за нимъ послдовалъ, и они оба сли на одну изъ втвей. Огланъ пристально смотрлъ на Зеинеба. «Ахъ! какъ здсь пріятно!» вскричалъ сей послдній. Какъ! сказалъ Огланъ: не уже ли въ самомъ дл не чувствуешь ты здсь скуки и тягости? — «Скука такъ скоро не приходитъ, отвчалъ Зеинебъ, смючись: напротивъ я въ восхищеніи и желалъ бы провести здсь всю жизнь. Множество прелестныхъ воспоминаній представляются моему воображенію. Добрый старецъ! не говори со мною, не мшай мн думать!»… При сихъ словахъ почтенное лице Оглана оросилось слезами. Любезный, превосходный юноша! вскричалъ онъ, обнявъ его: съ сей минуты я ничего скрывать отъ тебя не буду; войдемъ со мною въ домъ мой; ты услышишь отъ меня вещи чудесныя…. Сіи слова такъ сильно возбудили любопытство въ Зеинеб, что, невзирая на неизъяснимую прелесть, влекущую его къ дереву, сошелъ онъ съ поспшностію и послдовалъ за старикомъ. Они вошли въ домъ. Огланъ слъ съ нимъ на мягкія подушки и сказалъ ему: «Сынъ мой! я тебя такъ теперь знаю, какъ бы имлъ щастіе быть твоимъ отцемъ; знаю, что ты никогда не обманывалъ; общай мн хранить тайну, которую намренъ я теб вврить.» Даю теб въ томъ честное слово, отвчалъ Зеинебъ. — «Довольно! Выслушай же странную мою. повсть: