Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Новые картины, — новое видение мира. Пейзажи голландца Винсента Ван Гога непохожи на полотна старых голландских мастеров. Другая Голландия, другое время. И художник воспринимал свою страну очень индивидуально, писал резкими, короткими мазками, красками, непривычными для тихой северной страны, — то меланхолично блеклыми, то неистовыми, будто яростными. Лица на портретах кисти Ван Гога костистые, суровые, на них печать забот и томлений нового века. Тяжесть труда — на поле, на заводе — гнетет плечи людей. Время сложное, время вторжения машины, индустрии в патриархальный быт, нелегкое и для художника.

Мне, путешественнику, его картины помогали узнать Голландию, — они словно вооружали меня дополнительным зрением, открывали то, что я не заметил, не нашел сам.

Они расширяют для нас мир, как все настоящее в искусстве.

Топор и кисть

— Вы намерены еще поездить по Голландии? — говорят мне. — Не забудьте Заандам.

Можно ли не побывать в Заандаме — городе, столь близком русскому сердцу!

К тому же я ленинградец, а в нашем городе как-то осязаемо, вместе с Медным всадником, живет воспоминание о Петре Первом.

Живет оно и в Заандаме. На центральной площади стоит памятник Петру, лишенный всякой царственности. Заандамцы видели Петра молодым, видели на верфи, с топором — таков он и в бронзе. Усердный, упорный подмастерье сколачивает обшивку судна. Пьедестал живым венком окружили тюльпаны. По вечерам мимо Петра проходят гуляющие — тихие жители тихого городка.

Имя Петра носит «снак-бар» — закусочная. Кондитерская рекламирует «бисквит царя Петра» — очень сдобный, обильно начиненный изюмом, царский по цене.

Ароматы бисквита встретили меня в кафе, выдержанном в староголландском стиле. Бутерброд с ветчиной занимает всю тарелку, едят его с помощью ножа и вилки. Над автоматической радиолой — неизбежной данью веку — темнеют чеканные тени гравюры, без малого современной Петру. Видимо, он прощался с Голландией, стоя на резной корме парусника. По обе стороны, как бы в почетном карауле, выстроились по стене шеренги тарелок.

— О, вы из России! — воскликнул официант. — Вы уже были в домике царя?

Здесь каждый готов быть моим гидом.

Петр до сих пор питает национальную гордость голландцев — он ведь приехал сюда учиться. И когда! Из учебника истории известно: Голландия в то время уже утратила престиж первой морской державы мира, ее флот неоднократно терпел урон в сражениях с Англией. Страна слабела, ее роль в судьбах мира стала второстепенной. И все же Петр, хорошо разбиравшийся в том, что способна дать Европа, выбрал первыми учителями голландцев.

Я выискивал причину, шагая к верфи, к воде речки Заан, давным-давно подпертой плотиной.

Мастерам кисти, прославившим Голландию, история отвела всего полстолетия, между тем как слава ее строителей, пусть не столь яркая, обновлялась непрерывно, до наших дней. Натиск моря предоставлял мало времени художнику, поэту, обязывал держать всегда наготове топор, молот, огонь в кузнице, не допускать ошибки в расчетах.

Даже в искусстве, в сущности, Рембрандт был единственным великим мечтателем. Выдающиеся практики рождались в Голландии чаще.

Гуго Гроций в девять лет слагал латинские стихи, в одиннадцать — оды на древнегреческом, а возмужав, оставил поэзию навсегда. Говорят, что он раскаялся в ней публично, порвал свои вирши в присутствии гостей, назвал себя жалким подражателем. Гроций вошел в историю культуры как один из первых юристов Европы. Его книга «О свободном море», вышедшая в 1609 году, пришлась как нельзя более кстати в «золотую пору», когда голландские корабли раздвигали пределы мира. Свою науку о праве Гроций считал средством устранения войн. Он ввел понятие агрессора, советовал сплотить против него международное согласие. Намечал пункты договора, который должен изолировать, обезоружить державу, «несущую нечестное дело».

В том же веке, во второй его половине, на кафедру Лейденского университета поднялся Христиан Гюйгенс. По многим проблемам точных паук именно ему принадлежало тогда последнее слово. Автор нового, небывало сильного телескопа, он открыл «кольцо» Сатурна — пояс космических обломков и газов — и обнаружил спутника планеты. Гюйгенс окрестил его «луной Сатурна».

Величайший оптик своего времени, Гюйгенс проник в природу света, доказал, что свет распространяется волнами.

В стране плотин и кораблей не могло не быть астрономов, физиков, математиков. И если в эпоху Петра Голландия становилась страной в политическом смысле малой, то авторитет ее в науках, в технике был незыблем. Кроме того, отношения между Россией и Голландией ничем не омрачались, споров ни на море, ни на суше не возникало. Петр доверял голландцам. Пригласил их к себе на службу, проверил их знания, сноровку, потом решил отправиться к ним, изучить корабельное ремесло с самых азов.

Петр живет в Заандаме инкогнито. Здесь он не царь, а простой работник на верфи, Питер. Мемуары донесли до нас его облик: высокий, в красной рубашке, в войлочной шляпе, руки в смоле, в ссадинах.