Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Мультатули и его потомки

Наси и бами… Да, и здесь, в Роттердаме, совсем недалеко от гавани. Зов Индонезии, птица Гаруда, вырезанная над входом, из темного дерева, загадочный блеск ее зеленых глаз.

Снова напомнила о себе «страна тысячи островов». И вот я на миг переношусь в знакомую мне Джакарту. Гигантские деревья в пламени ярко-красных цветов. Неумолимое солнце прямо над головой, жалкая моя тень — словно черный носовой платок, упавший под ноги. Потоки бечаков — трехколесных повозок, приводимых в движение проворными смуглыми ногами. Уличные лотки с едой, порции риса, завернутые в листья банана. Клетки с певчими птицами на верандах…

Морские суда у роттердамского причала, кажется, приглашают туда, за экватор. Сегодня, сейчас.

Ветер романтики неистребим. Я слышу, как он треплет флаги у современных дизель-электроходов. Тем более понятен нам Эдуард Деккер, молодой конторщик. В его время, сто с лишним лет назад, путь в Индонезию был долог и опасен. Тропические острова рисовались юноше земным раем. Эдуард корпел над скучными бумагами, подсчитывал мешки с кофе, доставленные в порт, а рядом, чуть ли не у самого порога, клиперы поднимали паруса, чтобы идти на юг…

Мечта осуществилась. Эдуард уломал отца, уехал…

Минуло двадцать лет. Всю читающую Голландию потрясла книга нового писателя.

В литературе каждой страны есть хотя бы одна великая книга-подвиг. Произведение, созданное как бы на фронте, под огнем врага, произведение, доставившее автору суровую славу воина в тяжелом сражении. Такова книга Мультатули, вышедшая в 1839 году под длинным и несколько неуклюжим названием: «Макс Хавелаар, или Кофейные аукционы Нидерландского торгового общества».

Псевдоним, выбранный Деккером, объясняет, что заставило его взяться за перо. Мультатули означает по-латыни «многострадальный».

«Бессилие облегчить людям тяжесть их бремени неотступно преследовало меня», — признается он.

Только теперь он узнал, какова, по существу, настоящая цена мешков с кофе, сгружаемых в Голландии. Оказывается, плантаторы на Яве отнимают у крестьян хлеб, обрекают на голодную смерть целые деревни. Рисовые поля уничтожаются. Яванцев заставляют сажать то, что угодно белым господам: кофе, какао, деревья, дающие пряности. Заодно с голландцами местные князьки, — значит, двойной гнет лег на плечи тружеников.

Деккер мог бы жить припеваючи, как другие белые, закрыв глаза на беззакония. Но он полюбил Индонезию. Он изучил ее язык, ее культуру, красивых, стройных, искренних людей. Ему больно было смотреть, как колониалисты уродуют чудесную страну, разоряют ее.

Иногда ему, чиновнику колониальной администрации, приходит в голову безумная мысль… поднять восстание. Повести яванцев против голландских властей!

«Достаточно было одного моего слова. Да, я пожалел этих бедняг, которые пошли бы за мной, чтобы потом расплатиться собственной кровью за какие-нибудь два дня торжества».

Деккер старался улучшить положение яванцев, заступался за них, требовал суда над самыми наглыми хищниками. Разумеется, это не могло понравиться генерал-губернатору. Неудобного чиновника прогнали. И книгу свою он писал в Амстердаме, в нетопленой комнате, у бочки вместо письменного стола…

После яванской жары стужа особенно мучительна. Деккер согревался яростью. Он писал стремительно, нисколько не соблюдая традиционной формы романа, вставлял документы, обличающие грабителей, дневниковые заметки.

В центре романа — судьба Саидже и Адинды, любящих друг друга, нежных, добрых по натуре. Они выросли в благодатном климате, на щедрой земле, дающей три урожая в год. Но кормит она других. Семья обеднела, лишилась последнего буйвола. Отчаявшиеся крестьяне берут дубины, крисы — кривые яванские кинжалы — и гибнут в бою под ударами карателей.

Так было не раз на глазах у Деккера.

До конца жизни Мультатули будит совесть Голландии. Стали нарицательными его персонажи: делец Дрогстоппель, «жалкое порождение грязной алчности и богомерзкого ханжества», пастор Вавелаар, благословляющий разбой.

Книги Мультатули не устарели и в нашем веке.

В годы второй мировой войны они укрепляли дух молодых голландцев, которые дрались за правое дело.

Голландию захватили гитлеровцы, а Индонезию — их японские союзники. Желтые колониалисты ничем не лучше белых. Народная война против чужеземного гнета, тлевшая давно, опять вспыхнула горячо. Честные голландцы, жившие в колонии, поддержали индонезийцев. Так история поставила в одну боевую шеренгу парней из Роттердама, Делфта, Амстердама и смуглокожих мстителей Явы, Суматры, Целебеса, Борнео.

Индонезия вышла из войны свободной.

Однако ловкач Дрогстоппель не мирится с уроном, сохранил кое-какую собственность за экватором, пытается умножить доходы — он и сейчас запирает в сейф прибыль от мешков с кофе. И в конторе Дрогстоппеля мне видится безусый конторщик, ведущий учет товаров — так же, как это делал некогда Эдуард Деккер.

О чем же мечтает нынешний молодой голландец?