Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Крепко стоит большое трехэтажное здание, замыкающее широкий квадратный двор. Фонтан, бивший еще во времена Плантэна. Цепкие побеги дикого винограда, — они и тогда, верно, добирались до самой крыши. А внутри — десятки помещений, сохранившихся в первоначальном виде: литейная, где отливали шрифты, печатный цех, зал корректоров, книжный магазин. В нем прилавок, весы, гирьки. Тут Плантэн аккуратно проверял деньги на вес, чтобы не попали ненароком в его кассу-сундучок монеты фальшивые, очень распространенные тогда в Антверпене. Можно и сейчас, не выходя отсюда, переиздать чуть ли не любую из плантэновских книг — ведь цела вся техника, лежит запас металлических букв весом в полторы тонны, восемнадцать тысяч клише.

В библиотеке, в высоких, до потолка, шкафах с железными решетками, собрано все, изданное Плантэном. Полторы тысячи названий! Тиражи мало уступали нынешним бельгийским — тысяча экземпляров и более.

У Плантэна вышла в свет восьмитомная «Библия полиглота» на латинском, древнегреческом, древнееврейском, сирийском и арамейском, с массой примечаний, составленных историками и лингвистами. Труд сотен специалистов!

Антверпен нуждался в книгах, заказы его были бесконечно разнообразны. Романы и стихи, ноты, наставления по всем ремеслам, кулинарные рецепты, чертежи и расчеты для строителей домов, кораблей, плотин, правила игры в шахматы. Плантэн издавал газету — одну из первых в Европе.

Плантэн снабжал врачей анатомическими атласами, печатал философские трактаты.

Одна из комнат носит имя Юста Липса, видного фламандского ученого и мыслителя. Он проводил в ней целые дни за работой, обложившись книгами из плантэновской библиотеки. Здесь же собирались ученики Липса, в том числе Филипп Рубенс, брат великого художника.

И самому Рубенсу типография Плантэна была хорошо знакома. Он подружился с преемником Кристофа — Яном Моретусом, приносил сюда свои рисунки, а иногда тут же рисовал, делал гравюры.

Антверпену нужны были карты морей и земель, и Плантэн вызвал к себе Гергарда Меркатора, знаменитого географа.

Меркатор выработал принцип составления карт, применяемый и поныне. Путем математических выкладок он отыскал магнитный полюс нашей планеты, что позволило морякам точнее вести корабль по компасу.

Заказы мореплавателей — не только местных, но и иностранных — обсуждались в кабинете географии, у огромного глобуса. Председательствовал Меркатор. Приходили ученые, путешественники, бывалые капитаны.

Плантэн основал династию печатников. Книги с его маркой выходили еще в прошлом веке. Потому-то и выстояла до наших дней замечательная типография.

Впрочем, нет, не только типография. То, что создал Кристоф Плантэн, было, в сущности, и клубом интеллигенции Антверпена, и очагом наук и искусств.

Скульптор Менье

Скульптор Константин Менье по рождению валлонец. Но одна из самых блестящих работ Менье — «Грузчик» — находится в Антверпене.

Критики, писавшие о Менье, указывают, что предки его и вдохновители — в Древней Греции. Ссылаются на слова самого скульптора: «Вы знаете мое безграничное восхищение искусством греков. Чем больше я живу, чем больше наблюдаю природу, тем больше прихожу я к заключению, что они оставили произведения, где торжествуют красота и жизнь».

Но дадим слово «Грузчику».

Понять его немую речь нетрудно. Редко встретишь скульптуру с таким выразительным лицом. И вот что еще интересно: этот грузчик не один, хотя на постаменте только одна фигура. За ним угадываешь его товарищей. Он стоит во главе целой артели грузчиков, стоит, уперев руки в бок и выставив вперед ногу, с выражением вызова на крупном, мускулистом, открытом лице.

Похоже, он разговаривает с хозяином или его приказчиком, что-то требует от них. На лице нет и тени сомнения, страха. Нет, грузчик уверен в своей правоте и силе. Его противники возражают, но это жалкий лепет, грузчик слушает их с усмешкой превосходства…

Кажется, я где-то видел такого грузчика. Да, в антверпенском порту и теперь немало таких крепких парней. И кого-то он еще напоминает…

Ведь он из семьи, нам хорошо знакомой. Из семьи Уленшпигелей! Он сам говорит о себе взглядом своих озорных глаз. И губы у него такие, словно он бросает соленую, хлесткую шутку.

Говорят, от мастеров древности у Менье верность физическому естеству человека, гармония телесных форм. Одежда на скульптурах Менье условна, как бы прозрачна, — так ощутимы тела в своей красоте и мускульной мощи.

Однако грузчик не вызывает в памяти античных богов и героев! Да Менье и не искал их. Всю жизнь, а она была «ясная, словно солнечный пейзаж», как сказал бельгийский писатель Камилл Лемонье, он стремился передать красоту простых людей, красоту человека в труде.

А если искать предков Менье, то уж скорее в искусстве фламандцев. Полнокровное, плотское, оно с небывалой прежде глубиной изобразило человека в действии, в столкновениях, в хотении. И зачастую простого человека в повседневной жизни.