Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Должно быть, из такого дома досталась музею народная, лубочно-аляповатая картинка. По ступенькам, становясь старше, обрастая усами и бородой, поднимается человек. Надписи поясняют, что в тридцать лет для него только-только кончилась юность. Если он успел скопить деньги — пусть женится, хотя такой брак следует считать очень ранним. Полная зрелость наступает лишь в пятьдесят лет…

Букет цветов, полученный невестой в день свадьбы, здесь принято хранить на стене, под стеклом, так же как пряди волос умерших родственников. По воскресеньям, чтобы идти в церковь, надевали сюртуки из плотного сукна, пышные платья, отделанные толстыми «вечными» кружевами.

По деревням разъезжал на лошадях театр марионеток — вот его крупные, грубо вырезанные фигуры со свирепыми, большеротыми физиономиями.

Выходя из музея, вы возвращаетесь из прошлого века в нынешний, к главной улице, наряженной в рекламу, с универмагами и кинотеатрами. Но под слоем привозного и стандартного вам теперь легче узнать черты Антверпена фламандского.

Во дворе старого дома, у крыльца — пудовые табуретки. На стене — мощная, как шкаф, трехэтажная скворечница, какую встретишь только во Фландрии. Кажется, мы видели такую в музее.

Гигантские очаги с вертелами сохранились только в деревне, но вот чисто фламандская витрина ресторана, в ней висят бычьи туши, напоказ, для возбуждения вашего аппетита. Можете сами выбрать себе кусок, потом пройти на кухню и наблюдать за приготовлением. Если вы сумеете съесть, скажем, три свиных отбивных, хозяин запишет вас в книгу особо отличившихся едоков, а может быть, и выдаст диплом. Обжорство здесь в почете.

Толпа на улицах спокойная, неторопливая. Светофоры здесь полновластны. Пускай свободна от машин плиточная мостовая, сияющая как паркет, никто и шага не сделает с тротуара перед красным сигналом. Не то, что в бойком, галльском Брюсселе…

В сквере на карусели катаются дети. Кружатся удивительно спокойно, без крика, без визга. Маленькие антверпенцы сидят в лодочках неподвижно, прямо, даже чуть-чуть надменно. За ними сурово наблюдают няни и мамы, обучающие ребят солидной степенности, отличным, спокойным манерам.

Где уютные, оживленные брюссельские «брассери»? Их очень мало. Зато вот зал пивной просторный и высокий. Сотни, может быть, тысячи пивных кружек, среди газет, разбросанных по столам. Едва слышный шелест страниц, тихий говор.

Вероятно, Брюссель представляется антверпенцу городом южным, чересчур суматошным, шумным, легкомысленным…

Антверпен гордится не только портом. Вам скажут, что двадцатипятиэтажный дом фермерской кооперации — это первый в Европе небоскреб. Что такой искусной, как здесь, обработки алмазов нет нигде в мире, попробуйте нанести на камешек размером с песчинку пятьдесят шесть граней! Покажут образцы современной строительной техники — два туннеля под Шельдой, для пешеходов и для транспорта, и новый универсальный магазин, в который можно въехать в машине. Да, в машине — прямо на пятый этаж, где расположен гараж.

Но мне довелось заметить гордость и другого рода.

Хозяин книжного магазина сказал мне с оттенком пренебрежения:

— Книг на французском языке мы не держим.

В газетах много пишут о «языковой войне». Соседи Бельгии недоумевают: ведь до последних лет фламандцы и валлоны жили в ладу и согласии. И вдруг…

Фландрия богаче Валлонии. Плодородные илистые почвы, морские гавани обеспечили и достаток крестьянам, и преимущества для торговли. А в наше время бурно развилась промышленность Фландрии. Антверпен выпускает автомобили, суда. По количеству разных изделий Антверпен и прилегающие к нему города — на первом месте в Бельгии. Словом, Фландрия обогнала Валлонию, фламандские фирмы теснят своих валлонских конкурентов.

Больше стало фламандских книг, газет, театров.

Между тем до последних лет в Бельгии господствовал французский язык — в школах, в университетах, в учреждениях.

Фламандцы требуют равноправия и в языке и во всем остальном. Речь идет о том, чтобы предоставить обоим народам автономию, дать возможность каждому более самостоятельно управлять своими внутренними делами — образованием, здравоохранением, благоустройством и т. д. И это, конечно, правильно.

Но есть люди, которым выгодно разжигать национальное недовольство. Фламандскому рабочему твердят, что его главные враги — валлонцы. Что фламандский заводчик ему родной брат. Яд шовинизма одурманил слабые головы. Вот почему прохожий на улице, продавец в магазине отказываются отвечать вам по-французски, хотя и знают язык. А в церквах звучат призывы прямо-таки к крестовому походу против валлонцев.

Рубенс у себя дома

Проходя по главной улице, нельзя не увидеть памятник Рубенсу в сквере, возле универмага. Это несправедливый памятник. Рубенс в парадном камзоле и мантии стоит в позе придворного, собравшегося отвесить поклон.

Задерживаться тут незачем — ведь в Антверпене можно пойти в гости к Рубенсу, в его дом.