Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Псевдоним, выбранный Деккером, объясняет, что заставило его взяться за перо. Мультатули означает по-латыни «многострадальный».

«Бессилие облегчить людям тяжесть их бремени неотступно преследовало меня», — признается он.

Только теперь он узнал, какова, по существу, настоящая цена мешков с кофе, сгружаемых в Голландии. Оказывается, плантаторы на Яве отнимают у крестьян хлеб, обрекают на голодную смерть целые деревни. Рисовые поля уничтожаются. Яванцев заставляют сажать то, что угодно белым господам: кофе, какао, деревья, дающие пряности. Заодно с голландцами местные князьки, — значит, двойной гнет лег на плечи тружеников.

Деккер мог бы жить припеваючи, как другие белые, закрыв глаза на беззакония. Но он полюбил Индонезию. Он изучил ее язык, ее культуру, красивых, стройных, искренних людей. Ему больно было смотреть, как колониалисты уродуют чудесную страну, разоряют ее.

Иногда ему, чиновнику колониальной администрации, приходит в голову безумная мысль… поднять восстание. Повести яванцев против голландских властей!

«Достаточно было одного моего слова. Да, я пожалел этих бедняг, которые пошли бы за мной, чтобы потом расплатиться собственной кровью за какие-нибудь два дня торжества».

Деккер старался улучшить положение яванцев, заступался за них, требовал суда над самыми наглыми хищниками. Разумеется, это не могло понравиться генерал-губернатору. Неудобного чиновника прогнали. И книгу свою он писал в Амстердаме, в нетопленой комнате, у бочки вместо письменного стола…

После яванской жары стужа особенно мучительна. Деккер согревался яростью. Он писал стремительно, нисколько не соблюдая традиционной формы романа, вставлял документы, обличающие грабителей, дневниковые заметки.

В центре романа — судьба Саидже и Адинды, любящих друг друга, нежных, добрых по натуре. Они выросли в благодатном климате, на щедрой земле, дающей три урожая в год. Но кормит она других. Семья обеднела, лишилась последнего буйвола. Отчаявшиеся крестьяне берут дубины, крисы — кривые яванские кинжалы — и гибнут в бою под ударами карателей.

Так было не раз на глазах у Деккера.

До конца жизни Мультатули будит совесть Голландии. Стали нарицательными его персонажи: делец Дрогстоппель, «жалкое порождение грязной алчности и богомерзкого ханжества», пастор Вавелаар, благословляющий разбой.

Книги Мультатули не устарели и в нашем веке.

В годы второй мировой войны они укрепляли дух молодых голландцев, которые дрались за правое дело.

Голландию захватили гитлеровцы, а Индонезию — их японские союзники. Желтые колониалисты ничем не лучше белых. Народная война против чужеземного гнета, тлевшая давно, опять вспыхнула горячо. Честные голландцы, жившие в колонии, поддержали индонезийцев. Так история поставила в одну боевую шеренгу парней из Роттердама, Делфта, Амстердама и смуглокожих мстителей Явы, Суматры, Целебеса, Борнео.

Индонезия вышла из войны свободной.

Однако ловкач Дрогстоппель не мирится с уроном, сохранил кое-какую собственность за экватором, пытается умножить доходы — он и сейчас запирает в сейф прибыль от мешков с кофе. И в конторе Дрогстоппеля мне видится безусый конторщик, ведущий учет товаров — так же, как это делал некогда Эдуард Деккер.

О чем же мечтает нынешний молодой голландец?

Бренчит на набережной гитара, взлетает песня. Небрежной походкой, вразвалку проходит гурьба молодежи. Один в драном полушубке, другой в толстом красном свитере, в разных носках — зеленом и сером. Волосы до плеч, какие-то металлические подвески, круглые бляшки с надписями.

«Всеобщий протест!» — гласит лозунг, нашитый на спине у тоненькой девушки в синих джинсах.

Поют вразброд, каждый погружен в свои мысли. Я встречал таких и знаю, что их объединяет. Да, протест. Более или менее отчетливо они понимают, как достается кофе, кому выгода от судов в порту, от универмагов, набитых всяким добром. Этим юношам и девушкам не нравятся дрогстоппели, их лицемерие и жадность. Им ненавистно унылое мещанство, замкнувшееся в квартирах, дремлющее перед телевизорами. Противен весь буржуазный уклад жизни. Назло ему и нечесаные космы, и кричаще броское одеяние.

В Голландии немало таких беспокойных, бунтующих юнцов. Они очень резко выделяются на фоне чистых, опрятных фасадов, степенных, молчаливых прохожих.

Молодежь протестует, но далеко не всегда представляет себе, как изменить положение вещей. Чтобы найти выход, надо набраться знаний и жизненного опыта.

Что ж, многие растут быстро.

Я говорю о тех молодых людях, которые дружно, пылко выступают с политическими требованиями. Призывают Голландию к выходу из Атлантического пакта. Не хотят служить в армии под верховным командованием американских генералов, не хотят нести бремя вооружений. Пикетируют с лозунгами у подъездов американских банков и фирм, шумно клеймят позором разбой во Вьетнаме. Шагают в колоннах демонстрантов к посольству США, чтобы сказать «нет» войне.

Вспоминаются и молодые поэты Голландии. После войны ярко расцвела здесь поэзия свободолюбивая, мужественная, порожденная антифашистским Сопротивлением.

Адриан Роланд Холст пишет о себе: