Тюмень без секретов, или Как пройти на улицу Павлика Морозова

– Катать якорь! – приказал капитан Пленков. Загремела якорная лебедка, зазвонил телеграф в машинное отделение. Лево на борт! Полный вперед! Выложить все!

«Богатырь» устремился вниз по Оби. На берегу разгадали маневр и открыли огонь. На «Мельнике» организовали погоню. По дороге вдоль реки неслась повозка с пулеметом. Рядом всадники размахивали винтовками. Обстрел продолжался до села Вятский Камешек. Потом погоня отстала.

15 июля 1920-го начальник районной транспортной чека (РТЧК) Сибири и Омской железной дороги Июнин доложил полномочному представителю ВЧК по Сибири Павлуновскому: «От начальника Томской ОРТЧК получена телеграмма. В Томск прибыл пароход “Богатырь”. Командированный в Барнаул на том пароходе тов. Вронский спас от верной смерти 52-х товарищей членов исполкома и коммунистической ячейки из села Дубровино и ближайших сел... Прошу присвоить пароходу “Богатырь” новое название – “Дзержинский”» (что и было сделано. – А.И.).

Спасенный Вронским руководитель дубровинских коммунистов Глушков вспоминал: «...Мы ему доверились. А ведь он был совсем еще мальчик, юноша двадцати лет. Внешне необыкновенно симпатичный, обаятельный. Для меня остаются загадкой два момента. Как Вронскому удалось войти в доверие к офицерам, главарям бандитов? Ведь предводители мятежников были людьми образованными, опытными. И как никто его не выдал из членов команды парохода “Богатырь”? Кстати, в суматохе, когда мы посадили бандитов в трюм за решетку, один из повстанцев все-таки спрятался на корме. Это был наш дубровинский житель, бывший матрос царского речного флота Егор Чугуночкин... И вот когда на буксире “Мельник” погнались за нами, он прыгнул с “Богатыря” в Обь и поплыл. С “Мельника” его увидели, подняли к себе на борт, и от него узнали подробно, что же произошло у нас на пароходе... Много я видел смелых людей в Гражданскую войну и позднее в Великую Отечественную. И среди них достойное место занимает Константин Александрович Вронский. Я видел этого человека только два дня полвека назад. А запомнил его на всю жизнь. И еще он очень любил и умел петь...».

После подавления в Сибири мятежей и крестьянских восстаний Дзержинский, возглавлявший тогда одновременно ВЧК – ГПУ и Наркомат путей сообщений, счел более разумным использовать Вронского по его первому профессиональному предназначению – речному[11].

Дальнейшая жизнь Константина Вронского сложилась трагически. Капитаном парохода «Катунь» он участвовал в знаменитой Карской экспедиции – экспортно-импортных операциях Северным морским путем через устья Оби и Енисея. В 1924 году, возвращаясь в Омск в конце навигации из Обской губы Карского моря, когда уже шла по реке шуга, он сильно простудился и скончался в омской больнице водников.

Похоронив мужа, Нина с грудной девочкой отправилась к родителям в Тобольск, и при переправе через только что замерзший Тобол они провалились в полынью...

По гудку

В таком режиме, по гудку – заводскому и фабричному, паровозному и пароходному, жили тюменцы и вся страна в 30–40–50-е годы.

Ветеран речного флота, кавалер орденов Октябрьской революции и «Знак Почета» Владимир Петрович Белоглазов рассказал, что в пору его учебы в Омском речном училище у курсантов особым шиком считалось угадать название приближавшегося к пристани судна по его голосу: «5-й Октябрь», «Усиевич», «Володарский», «Калинин», «Карл Либкнехт», «Жан Жорес...».

Константина Вронского на капитанском мостике речных пароходов сменили его братья: Осип, Владимир, Виктор. Помощниками капитана и механика стали Александр и Анатолий.

Из династии судоводителей Вронских тюменцам старшего поколения больше известен Виктор Александрович. Всю войну он ходил капитаном построенного в 1928 году в Германии парохода «Жан Жорес». За выполнение мобилизационных заданий награжден боевым орденом Красной Звезды. Выражаясь языком православия, это судно можно считать самым намоленным: с 1941 -го по 1944 год «Жан Жорес» доставил с Ямала и Югры в Омск на сборный пункт «Чернушки» около 17000 северян. Пароход проклинали и молили: верни домой с победой отцов, сыновей, братьев, сестер...

И этот день настал. Капитан «Жана Жореса» вспоминал: «...45-й год, поздняя осень, последний рейс на Север. В Омске на причалах столпотворение – солдаты, кто выжил на войне, спешат домой. На “Жорес” погрузили четыреста человек – максимум возможного, а людей на берегу не убавляется. Все, нельзя больше. Поднялся в рубку отдать команду к отплытию. И тут рубку штурмуют фронтовики. “Что, – кричат, – Берлин взяли, твой пароход, капитан, не возьмем?!”. В общем, принял на борт 1200 пассажиров. При этом судовая команда приняла все меры предосторожности, проявила настоящее судоводительское мастерство – рейс закончился благополучно».