Марион могла видеть его среди охраны отчасти потому, что он был выше большинства его людей.
В один момент она поймала взгляд его голубых глаз.
Она увидела там облегчение, такое сильное облегчение и столько чувств, что к её горлу подступил ком.
В тот же момент она почувствовала себя на десяток лет моложе, чем была на самом деле.
Её отец, президент Алан Равенскрофт, ускорил шаг, протискиваясь сквозь ряд окружавших его агентов, и быстрыми широкими шагами устремился к ней. Один из агентов как будто начал поднимать руку, чтобы остановить его, но другой агент постарше, с седыми волосами и тёмными как у ястреба глазами, остановил его руку, тряхнув головой в знак предупреждения.
Если её отец и заметил их жесты, то Марион этого не увидела.
Он смотрел только на неё.
— Мари! — воскликнул он, протягивая руки. — Ты здесь!
Она начала идти в его сторону, сначала медленно, нерешительно, затем ускорив шаги, когда он расплылся в широкой улыбке. Она подошла к нему и крепко обняла, вспомнив, как эти трусы и преступники называли его на записи.
Этот мудак со шрамами, Таггерт, назвал его «бойскаутом».
Она никогда раньше не испытывала такой свирепой гордости за него, за это слово.
Всё ещё обнимая её за плечи, отец повёл её обратно к террасе, которая, к удивлению Марион, уже была залита утренним светом.
Она оглянулась в поиске кучек разбитого стекла и осколков глиняных горшков в том месте, куда Тюр швырнул агента, но кто-то из персонала уже убрал большую часть осколков.
Она предполагала, что через несколько часов стекло уже заменят.
Впрочем, кто бы это ни убирал, он повесил плотную прозрачную пленку на дыру в стеклянной стене и отодвинул некоторые растения в сторону, наверно, чтобы защитить их от пагубного холодного воздуха, проникающего через разбитые окна.
Если воздух и был холодным, то Марион этого не ощущала.
Ей было слишком жарко в шерстяном пальто, и она чувствовала струи тёплого воздуха, согревающие стеклянную террасу от зимней прохлады.
Она позволила отцу отвести её в дальний угол комнаты.
Там находилось несколько солнечно-жёлтых кресел с таким же двухместным диванчиком и ещё одним полноразмерным диваном. Вся мебель была с белым корпусом, окружалась тропическими растениями и низкими стеклянными столиками. Зона отдыха находилась напротив того места, где пленка закрывала дыру в стене, а наличие мебели и растений создавало ощущение уютного уединения.
С другой стороны, может быть, чувство уединения возникало из-за чего-то другого.
Марион оглянулась через плечо и заметила, что все агенты Секретной службы остались снаружи, в коридоре с коврами по ту сторону стекла.
Прямо за жёлтыми диванами и стульями находилась не стеклянная, а обычная непрозрачная стена. Марион поняла, что она прилегает к одной из спален, возможно, даже к той самой спальне, где они допрашивали Тюра.
Может, это та самая спальня, где Тюр недавно одевался.
Найдя место на большом диване, Марион вздохнула, почувствовав внезапную волну полного истощения. Учитывая всё, что произошло за последние двадцать четыре часа, ей казалось почти чудом то, что он всё ещё стояла на ногах, а не дрыхла без задних ног где-нибудь в углу.
Марион посмотрела на Южную лужайку сквозь стеклянные стены террасы, замечая, что солнце поднялось ещё выше, окрашивая небо тёмно-синим.
Она во второй раз оглянулась через плечо, отмечая местонахождение двух агентов, охраняющих дверь, и ещё двоих сразу за ними. Она увидела, как агент, которого Тюр вышвырнул через стеклянную стену террасы, разговаривал с Торресом.
Он всё ещё выглядел взбешённым.
Марион вздрогнула, заметив, что он странно держал одну руку вдоль бока.
Он развернулся, чтобы мельком взглянуть через стекло на саму Марион, затем перевёл взгляд на Торреса, кивнув в ответ на слова старшего агента.
Через несколько секунд он ещё раз коротко кивнул Торресу и ушёл.
У дверей его заменил молодой агент с ярко-рыжими волосами.
Марион надеялась, что Торрес велел раненому агенту пойти и осмотреть себя; с его рукой явно что-то произошло, когда он вылетел сквозь стекло.
Она беспокоилась за него.
Чёрт, она даже могла понять, каково это, учитывая недавнюю аварию с двумя разными внедорожниками, врезавшимися в их машину. Она определённо понимала, почему он в ярости.
Она также испытала облегчение, увидев, что он ушёл до того, как они снова вывели Тюра.
Она всё ещё смотрела сквозь стеклянную стену на коридор, ведущий в центральный зал, когда её отец прочистил горло.
Марион повернулась, взглянув на него.
Увидев, как его глаза блестели, пока он смотрел на неё в ответ, она почувствовала, что каждая унция эмоций, которые она сдерживала, снова нахлынула, почти переполняя её. Потянувшись к нему, она крепко сжала его руку своей. Когда он улыбнулся ей с любовью и нежностью сквозь слёзы, она и сама смахнула с глаз пару слезинок, широко улыбаясь ему.
— Ты всегда была занозой в заднице, — ласково сказал он ей.
— Да, — согласилась Марион, крепче сжимая его руку и вытирая другую свою щёку. — Это точно.
— Я так рад, что ты в порядке, тыковка. Я сошёл с ума от беспокойства…