Тюремный дневник

Меня все-таки пересадили в бизнес-класс, чтобы не беспокоить пассажиров постоянными вспышками фотокамер и видеосъемкой. Когда самолет приготовился к взлету, всех разогнали по своим местам, и я получила немного времени побыть наедине с собой. Я посмотрела в окно иллюминатора на последние красные лучи заходящего солнца, закрыла глаза и прошептала до боли врезавшуюся в память цитату из маленького календарика, который я держала у изголовья своей кровати в одиночной камере: «Господи, спасибо Тебе, что Ты не оставил меня. Ибо сказано: Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, – через реки ли, они не потопят тебя; пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя». Это был мой последний закат по ту сторону Атлантики, и через пару часов я увижу свой первый рассвет по эту.

Вася

Самолет начал медленно снижаться, мягко коснулся посадочной полосы и подкатил к зданию аэропорта. Наконец, бортпроводники открыли двери и пригласили к выходу… только меня, приказав всем оставаться на своих местах. В дверях стояли люди в зеленой военной форме, российские пограничники, и вместо новой тюрьмы, которой так пугали меня ФБР по возвращении на Родину, они сдали меня прямиком в объятья папы. Забыв про все на свете, я бросилась на него, обнимая, бесконечно повторяла: «Папа я дома. Слышишь? Я больше никогда-никогда не уеду».

* * *

Следующие два дня прошли под неустанным вниманием десятков, а то и сотен видеокамер российских журналистов. Наконец мы с папой улетели домой, в родной Барнаул. Во время ночного рейса я тихонько поглядывала на дремавшего отца, его уставшее, но спокойное и счастливое родное лицо. Утром, еще под покровом темноты, нас встретили мама, бабушка и подруги моей сестры. Дома мама настойчиво отправила меня спать.

Когда я открыла глаза, было уже давно за полдень. «Сколько же я проспала?» – подумала я. Это была первый полноценный сон, которому я отдалась впервые за последние четыре дня. В ногах вяло потянулась маленькая черная кошка с белым пятнышком на шее.

Кошку звали странным именем Вася, сокращенно от Василиса. Второй представитель дворовой породы кошачьих в дополнение к единственному хозяйствовавшему ранее Мейсону появился в доме, как по волшебству, в день моего ареста полтора года назад. Теплым тихим июльским вечером мама наводила порядок в бане. Где-то вдалеке перекликались друг с другом мелодией сверчки и тянуло запахом костра, солнце клонилось к закату, отдавая свои владения в объятья темноты. Вдруг что-то юркнуло у маминых ног, она вздрогнула, холодные мурашки, словно электрошоком пробежали по телу и вызвали оцепенение в плечах. Сердце будто почуяло неладное. Оглядевшись вокруг и убедив себя, что произошедшее просто почудилось, мама вдруг увидела маленький черный пушистый комочек, который смотрел на нее большущими зелеными глазами и, наконец, выдавил из себя жалобное «Мяу!».

– Только тебя-то нам и не хватало, – вздохнула мама. – Иди отсюда. Иди домой. А ну, брысь!

Но комочек не сдавался. Еще одно жалобное, но настойчивое «Мяу» раздалось из розовой пасти с красным язычком.

– Я тебе говорю – уходи, – приказала котенку мама.

Но дар убеждения не подействовал, и кошка хвостиком отправилась за мамой по бетонной дорожке к дому через стройные ряды цветущих грядок, запрыгнула на подоконник и жалобно заглядывала внутрь кухни, всем своим видом показывая, что отступать не собирается.

Следующим утром, проснувшись, как всегда, рано – за окном едва забрезжил рассвет, мама сварила на завтрак пшенную кашу, налила теплого молока соскучившемуся за ночь и теперь тершемуся у ног коту Мейсону, и была уже в дверях, готовой уйти на работу, как на лестнице послышались тяжелые папины шаги.

– Ирина, кажется, у нас проблемы, – тихо сказал, поравнявшись с матерью папа. Едва взглянув на бледное, как мел, лицо супруга, мама почувствовала, что проблемы – серьезные.

– Что случилось, тебе плохо? Сердце? Я же говорила тебе не пропускать таблетки, – беспокойно начала она.

– Вот, посмотри, – и папа протянул жене большой черный планшет.

На экране было мое улыбающееся лицо, обрамленное густыми золотыми локонами. Надпись под фотографией большим черным шрифтом гласила: «В США арестовали Марию Бутину по обвинению в незаконном лоббировании интересов России».

– Я думаю, что это какая-то ошибка. Этого не может быть. – Оцепенев от ужаса сказала мать и оперлась рукой на кухонный стол, чтобы не упасть. – Конечно, ошибка… – повторяла она.

Эту страшную сцену прервало где-то за окном жалобное упрямое «Мяу». На подоконнике по-прежнему сидел черный пушистый комочек.