Читаем Тюремный дневник полностью

Я быстро собралась, дожевывая свое итальянское прошутто, которое без Хелен снова превратилось в соевую тюремную котлету, и спустилась по лестнице вниз к двери отделения. Там меня уже ждал надзиратель, проводивший меня на первый этаж и сдавший под запись агенту Хельсону.

– Как дела, Мария? – снова, не соответствуя тюремной атмосфере, улыбнулся он.

– Вашими молитвами, Кевин, – ответила я, разворачиваясь к стене и касаясь холодного бетона, чтобы меня сперва обыскали, а потом снова заковали в железо для транспортирования в гараж. – Красивый галстук, кстати, – добавила я, чтобы поддержать разговор, когда мне позволили развернуться лицом к агенту.

Кевин отчего-то покраснел, и вслед смутилась я своему глупому комментарию.

Когда меня снова привели в комнату для допросов, в ней сильно пахло сырной пиццей. От неожиданности я чуть не упала в обморок. Скудная тюремная еда и постоянное напряжение сделали меня сверхчувствительной ко всему происходящему вокруг. Любое отклонение от плана было равносильно удару по натянутой струне.

– Мария, я тут читал вашу переписку с Полом, – начал Кевин. – Мы выяснили, что вы любите сырную пиццу. Вы всегда просили это блюдо, когда ездили в Нью-Йорк. Тамошней пиццы я вам, конечно, достать не могу, но вот эта – он указал на коробку, – моя любимая.

«Лучше б вы достали мозги, – подумала я, – и отпустили меня на свободу, предварительно извинившись за ошибку, которая может стоит мне и моей семье жизни». Было очень противно осознавать, что кто-то посторонний сидит и перечитывает мои сообщения про то, сколько яблок и туалетной бумаги купить домой или какой суп сварить на ужин.

Но теша себя надеждой, что контакт с мучителями – это хороший шанс на окончательное признание ими постыдной ошибки, вслух я сказала лишь:

– Да, Кевин. Поразительная догадливость, – все ж не сумев сдержать сарказма ответила я на предложение пиццы. – Только есть я ее боюсь, знаете ли, с непривычки может и организм не выдержать.

Я внимательно посмотрела на Боба, пытаясь считать – не ожидается ли какого подвоха в еде. Может, они что-то подмешали, но Боб кивком головы показал, что надо бы съесть кусочек. Мол, может, договоримся. Общая трапеза ж.

– Нет, ну мы старались же, – умоляюще посмотрел на меня Кевин.

– Хорошо, но только после вас, – хитро улыбнулась я.

И только увидев, что все присутствующие стали пожирать пиццу, я аккуратно откусила маленький кусочек из вежливости, хоть есть совершенно не хотелось.

– Так, Мария, – разделавшись с пиццей начал допрос Кевин, – давайте поговорим о передаче информации агентам российских спецслужб.

– Ох, – тяжело вздохнула я. – Разговор будет коротким, ибо я не передавала никакой информации российским спецслужбам.

– Нет, ну как же, – не сдавался Кевин, – а вот эта фотография с директором Российского культурного центра. Мы его выслали из страны незадолго до вашего ареста.

– А, – улыбнулась я. – Вы про Олега, что ли?

– Вот, Мария, – оживился агент Хельсон. – Вспомнили! Речь пойдет именно об Олеге Сергеевиче Жиганове. Так, кажется, его фамилия произносится.

– Да, близко к тексту, – ухмыльнулась я на неудачную попытку агента выговорить русскую фамилию. – Ну что ж, слушайте.

* * *

Одним походом в сигарный клуб мое общение с Олегом Жигановым не закончилось, а только с него началось. Так, за рубежом, всего за несколько месяцев я узнала в Российском культурном центре об искусстве, литературе и культуре собственной страны больше, чем за все годы проживания на Родине. Олег стал моим гидом по интересным местам и самым вкусным ресторанам Вашингтона, я научилась мало-мальски разбираться в ассортименте испанских вин – до командировки в Америку он несколько лет работал в составе дипмиссии в Испании. Каждая наша встреча была окном в прекрасный новый мир, после соприкосновения с которым еще долго, будто от бокала дорогого красного вина, оставалось на дни и даже недели приятное послевкусие. Тем временем накал страстей вокруг моей скромной персоны нарастал с невероятной скоростью – в американской прессе, как грибы после дождя, росли слухи и сплетни о «настоящей» цели моего пребывания в США и поездках на мероприятия Национальной стрелковой ассоциации. За этим, утверждали журналисты, видна тайная рука Кремля.

– А как насчет французской кухни, – однажды спросил Олег. – Возле твоего дома есть замечательный ресторанчик, где готовят великолепный луковый суп. Давай пообедаем там.

– Давай, – согласилась я, обрадовавшись возможности вырваться из библиотечного плена.

Небольшой семейный ресторанчик La Piquette, в пяти минутах ходьбы от моего дома, делил улочку с кафе индийской, итальянской и мексиканской кухни, отчего в воздухе причудливо смешивались ароматы французской выпечки, индийских специй карри, свежеиспеченной пиццы «Маргарита» и мексиканских лепешек тортилья.

Время было обеденное, а потому уютный коричнево-красный зал заведения был полон гостей. Туда-сюда летали официанты-французы – предвкушение щедрых чаевых ободряло их лучше любого французского вина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес