Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании

– Увидимся, дамочки! Спасибо еще раз, док, – сказала она и скрылась за дверью. Наверняка пошла обратно патрулировать крылья, а вовсе не домой, в постель.

* * *

Закончив с начальницей, я пошла в карцер, так как с утра не успела там сделать обход. Прибыв на место, обнаружила, что туда вернули кресло-металлоискатель. Оно напоминало большой серый трон и больше походило на электрический стул, но на самом деле являлось очень чутким детектором металла, специально разработанным для поиска контрабанды.

– Если мы подозреваем, что заключенный прячет в заднем проходе телефон или оружие, – просветил меня Эд вскоре после того, как я начала работать в Скрабс, – то сажаем его в это кресло. Если детектор что-то улавливает, то издает сигнал, и сзади на спинке кресла загорается красная лампочка. Иногда мы отключаем звук и оставляем только ее, чтобы заключенный не догадался, что мы знаем о его тайнике. А потом держим его в карцере, пока все спрятанное не окажется в унитазе.

Мир, в котором я работала, изысканностью определенно не отличался.

Обход карцера проходил обычным порядком: то игнорирование, то проклятия, и, крайне редко, скупые слова благодарности. Однако сегодня один из заключенных меня по-настоящему поразил, выразив признательность совершенно необыкновенным способом.

Эд сопровождал меня по галерее, стучал в двери камер, сообщал сидевшим в них, что я здесь и они могут, если надо, обратиться за помощью. Вот он постучал кулаком в очередную дверь. Я уже знала, кто в ней сидит – этот мужчина находился в карцере несколько недель. Ему было за пятьдесят, и он совершил несколько тяжких преступлений, но со мной всегда держался вежливо. С тех пор, как его заперли здесь, он страдал от приступов тревоги; я старалась его поддерживать и назначала эффективные лекарства, способные помочь.

– Врач пришел!

Эд открыл окошко, заглянул внутрь и, убедившись, что мне ничего не угрожает, отпер дверь. Мы стояли на пороге, вглядываясь в полумрак.

– Как у вас дела? – спросила я.

Мужчина вышел на свет, падавший сквозь дверной проем. Он был худой, лысый, с морщинистой шеей и крючковатым носом, который несколько раз ломали, и необычно белесыми бровями. Левую руку он неловко прятал за спиной.

– Мне уже лучше, – сказал он, – таблетки здорово помогли.

– А что у вас с левой рукой?

Заключенный застенчиво улыбнулся, показав лишь кончики зубов. Потом разогнул руку, которую прятал за спину, по одному разжал пальцы и показал мне гоночную машинку, мастерски вырезанную из куска мыла.

– Это я для вас сделал, док! – сказал он, протягивая подарок.

Его жест показался мне ужасно трогательным; я не могла поверить, что он потратил столько времени, тщательно вырезая миниатюрные колеса, руль, боковые зеркала – и все в полутьме камеры в карцере. Машинка казалась настоящим произведением искусства.

– Она очень красивая, большое спасибо, – сказала я, – но чем я заслужила?

– Тем, что были добры и не осуждали меня, – ответил он.

Я сглотнула; в горле стоял комок. Осторожно приняла подарок, думая, что всегда буду его хранить. Я еще раз поблагодарила, и Эд запер дверь.

Я шла по галерее в приподнятом настроении, размышляя о людях, с которыми познакомилась, работая в тюрьме: не только о заключенных, но и о потрясающих коллегах. Подавляющее большинство из них обращалось с заключенными справедливо и профессионально, выполняя свои обязанности с максимальной отдачей. Временами им приходилось проявлять суровость, но точно так же они были способны на сочувствие и доброту. Лишь изредка мне попадались такие, кто держался враждебно и агрессивно. Одним из таких людей был врач, который, слава богу, проработал в Скрабс лишь 4 месяца. Этот нахальный грубиян, казалось, наслаждался властью, данной его полномочиями. Он ненавидел заключенных, не проявлял к ним ни грана сострадания и обращался с ними как с мусором. Он редко выписывал обезболивающие и всегда старался отменить назначения, сделанные другими врачами, даже если речь шла о простом парацетамоле. Арестанты его терпеть не могли, и охранники часто жаловались на его несдержанные манеры. Все мы очень обрадовались, узнав, что он уволился и не собирается возвращаться.

Мои размышления внезапно прервал Эд.

– Наверное, вы особенный человек, док, – сказал он, – мне вот такие подарки не дарят.

* * *

Я помешала ложечкой кофе, постучала по краю чашки и опустила чашку на стол. Глоток горячей жидкости обжигал, но мне просто необходимо было немного кофеина, прежде чем отправляться в приемное отделение.

Хадж сообщила, что всех новичков уже доставили, и больше никого в этот день не ожидается.

– Много их? – спросила я.

Она скорчила гримасу.

– Боюсь, что да.

Я загрузила компьютер, готовясь посвятить еще пару часов приему новоприбывших. В восемь вечера, как обычно, все мы поднялись в Центр первой ночевки, чтобы продолжить работу.