Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании

По дороге в Лондон я слушала радио «Классика», и звуки прекрасной музыки ласкали слух. Несмотря на то, что выехала заранее, чтобы не попасть в час пик, найти место для парковки оказалось очень тяжело. Я сделала несколько кругов, прежде чем увидела одно, и с каждым кругом моя тревога возрастала. Опаздывать было никак нельзя.

Я вышла на яркое солнце, разгладила рукой стрелки на брюках и посмотрела в небо. Передо мной не высились, как обычно, мощные стены Уормвуд-Скрабс; я стояла посреди обсаженной деревьями улицы с элегантными особнячками, в богатом районе Фулем, в Западном Лондоне. Через 20 минут мне предстояло давать показания в Коронерском суде. Тревога волной прокатилась по телу: нет времени стоять, я припарковалась слишком далеко. Я очень быстро запыхалась; стоя на светофоре, чувствовала, как изо всех сил колотится сердце.

– Ну же, скорей, – шептала я себе под нос, торопясь перейти дорогу.

В который раз посмотрела на часы. Ненавижу опаздывать!

Увидев просвет в потоке машин, я решила воспользоваться шансом. Бросилась через дорогу и вдруг, зацепившись за брючину каблуком, плашмя грохнулась на асфальт. Я подняла голову и, к своему ужасу, увидела выезжавший из-за угла мотоцикл. Сжалась в комочек, готовясь к удару, но рев мотора превратился в мурлыканье, и мотоцикл остановился передо мной.

– С вами все в порядке? – спросил мотоциклист, поднимая шлем и слезая на дорогу, чтобы мне помочь.

– Да-да, большое спасибо, – ответила я, ужасно смутившись. Мои колени и руки дрожали, пока я ковыляла к тротуару.

Еще раз поблагодарив мужчину за его доброту, я продолжила путь, попытавшись спасти остатки собственного достоинства, оправив пиджак и стряхнув с брюк пыль. Шок от падения никак не проходил, я чувствовала себя еще более растерянной и напуганной. К этому добавлялась тревога весьма вероятного опоздания; я превратилась в сплошной комок нервов. Посмотрела на свои руки, чтобы проверить, нет ли царапин, и увидела, что они до сих пор трясутся.

– Глубокий вдох! – скомандовала я себе, подходя к дверям Коронерского суда Западного Лондона.

Это было уродливое здание из красного кирпича, выглядевшее чужеродным посреди тихого жилого района с нарядными домами. Оно чем-то напоминало купальни, в которые меня водили в детстве. Какой-то растрепанный человек докуривал на крыльце сигарету. Я подумала, что он может быть родственником покойного. Кивнув, я прошла мимо него в высокие черные двери.

Беленый коридор кишел людьми. Повсюду толпились адвокаты; все выглядели очень серьезными и официальными, держали в руках папки или стопки документов. У дверей зала номер один стояла небольшая группа элегантно одетых людей, говоривших приглушенным тоном. Интересно, кто они такие? Может, семья? А может, что гораздо хуже, журналисты.

Я поискала в толпе знакомые лица и вдруг услышала возглас:

– Аманда!

Моя начальница, Карен, махала рукой.

– Заседание отложили на пятнадцать минут.

Она обратила внимание на мое тревожное состояние.

– Тебе, похоже, не помешает чашка кофе. Ты в порядке?

– Все нормально, – ответила я, – случайно упала по дороге сюда. Так боялась заседания, что почти не спала, все думала и думала.

– Уверена, тебе не о чем волноваться, – успокоила меня Карен.

Мне предстояло давать показания в суде по делу о смерти мужчины, произошедшей в Уормвуд-Скрабс около 18 месяцев назад. Он скончался в Центре первой ночевки, и я была единственным врачом, который его осматривал.

Внезапно двери зала распахнулись – наша очередь заходить.

– Это будет недолго, – сказала Карен, пока все толпились у порога.

– Очень надеюсь, – ответила я, – мне так не по себе, что даже думать тяжко.

В поведении Дэниела Крейвена не было ничего примечательного, когда он в тот вечер вошел в приемник, таща за собой мешок с пожитками. Он держался вежливо и любезно, но больше всего, помимо общего растрепанного вида, мне запомнился его элегантный дизайнерский пиджак. Очень уж одно не вязалось с другим.

Дэниел не в первый раз оказался в тюрьме. Один из охранников, Билл, его узнал. Они болтали, словно старые приятели, пока я заканчивала делать записи в компьютере. Потом присоединилась к их беседе, обратив внимание Билла на красивый пиджак Дэниела, что тому явно польстило – лицо его растянулось в широкой улыбке, и он с гордостью объявил, что купил пиджак на благотворительной распродаже неделю назад. Потом сказал, что никаких болезней у него нет, наркотики он не принимает и лекарства тоже. Временами от него было сложновато добиться прямого ответа, так как он постоянно отвлекался и заговаривал о посторонних вещах, однако вел он себя совершенно нормально и поводов для тревоги не давал.

Так что вы можете представить себе мое удивление, когда в девять часов на следующее утро, делая обход карцера, я услышала сирену и крики охранников, бегущих по коридору: «Синий код!»

Дэниела обнаружили мертвым, лежащим в углу камеры возле унитаза.