Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании

– Я как раз заканчивала учебу в педагогическом колледже, когда познакомилась с ним. Это было свидание вслепую, по приглашению друзей, с которыми мы сошлись на курсе. Мы влюбились с первого взгляда.

Она залилась румянцем. Я предложила ей печенье, которое обычно носила в сумке, чтобы угощать коллег.

– Спасибо, – сказала она, откусывая покрытый шоколадом краешек.

– Мы без конца писали друг другу сообщения. А через полтора года начали жить вместе.

– Так вы знали, кто ваш муж на самом деле? – спросила я.

– К тому времени уже представляла, чем он занимается, – ответила она, смахивая крошку с губ кончиком пальца. – Но не сознавала, что это семейный бизнес. А вот когда познакомилась с семьей, быстро связала концы с концами. Да и друзья меня просветили.

– И это вам не помешало?

– Нет, – она покачала головой.

Предполагая, что ответ может меня шокировать, Эмбер объяснила:

– Я была очень независимая, его деньги меня не интересовали. Я полюбила его таким, каким он был со мной. Я не влюблялась в мафиози, которым мне его пытались изобразить. В общем, что тут говорить: любовь, и все тут.

Почему-то мне приятно было ее слушать. Я спросила, старше он ее или моложе.

– Старше на 6 лет, – ответила она.

Думаю, многим молоденьким девушкам мужчина постарше и с большими деньгами, да еще и занимающийся чем-то опасным, мог показаться привлекательным.

– Но я, – тут же добавила она, – не была какой-то там наивной простушкой. Я знала, за кого выхожу.

– По-вашему, вы заслужили оказаться в тюрьме?

Без колебаний Эмбер ответила:

– Да, на 100 %. Хоть я сама не продавала и не принимала наркотики, я знала, что они у нас в доме. Знала, что есть и оружие. Всегда понимала, что происходит вокруг. Я была сообщницей, потому и оказалась здесь.

Она выглядела молодо, но рассуждала как человек гораздо старше своих 28 лет. Из-за большого срока ее содержали в четвертом блоке, где жили те, кто отбывал наказание за убийства, преступления на сексуальной почве, грабежи, разбой и терроризм.

– А вам не кажется несправедливо долгим срок? – поинтересовалась я.

– Огнестрельное оружие очень опасно, особенно с учетом того, что творится в мире…

Она сделала паузу, чтобы обдумать свой ответ.

– Да, мой приговор справедливый. Надо было показать обществу, чем подобное чревато.

Удивительно, что она это признавала. Я подумала, что Эмбер решила стать консультантом именно для того, чтобы выплатить обществу свои долги за совершенные преступления. Она часто говорила об учебе и о своем стремлении помогать другим. Словно для того, чтобы развеять мои сомнения, она заметила:

– Я делаю это не для того, чтобы оправдаться перед собой. Я помогаю другим потому, что хочу сделать их жизнь лучше, и знаю, что способна на это.

Я узнала, что Эмбер также работает «слушателем» – кем-то наподобие доброго самаритянина: 24 часа в сутки она была готова выслушать любого, кому требовалось поговорить. Это означало, что ее могут вызвать в камеру к другой заключенной посреди ночи. Я легко могла представить ее в этой роли: Эмбер обладала редким спокойствием, добротой и прагматическим подходом к жизни.

– Я, слава Богу, никогда не подвергалась домашнему насилию, как многие эти бедняжки здесь, – говорила она. – Но своими глазами видела, как это разрушает жизнь. У моей близкой подруги как раз такие сложные отношения с мужем. Тем не менее, она вечно его покрывает, как будто ей мозги промыли, честное слово. Я советовала бросить его, подумать о себе и о детях. Надо было мне почаще давать ей возможность выговориться, когда она в этом нуждалась. А я не всегда относилась к ней с пониманием. Сейчас вот вспоминаю об этом, работая с другими. Работать слушателем, учиться на консультанта – это для меня возможность выплатить свои долги.

Если Эмбер была абсолютно уверена, что заслуживает сидеть в тюрьме, я ровно в той же степени была убеждена в ее искреннем стремлении помогать другим людям. Я восхищалась тем, что она не жалуется на несправедливость приговора или отлучение от роскошной жизни. Наоборот, Эмбер говорила, что только здесь поняла, что в действительности не нуждалась в большинстве вещей, которыми обладала на свободе.

– Конечно, я испытала настоящий шок, не буду врать. Но быстро поняла, как мало надо человеку, чтобы жить.

Она пожала плечами.

– Я очень скоро адаптировалась. Даже не плакала. Я вообще ни разу не плакала с тех пор, как оказалась здесь. Слезы ничем не помогут. Надо идти вперед, учиться как-то справляться.

– А что у вас с мужем? Вы останетесь с ним?

Эмбер хитро улыбнулась.

– Забавно, все здесь задают мне этот вопрос. Я вышла за него, сознавая, кто он такой, и мои чувства к нему не изменятся от того, что мы оказались в тюрьме. Я верная жена и очень серьезно отношусь к браку. –  Потом, я ведь тоже в тюрьме, – добавила она, – в том же положении, что и он. Я могу его навещать каждые полгода. Нам разрешили созваниваться: раз в месяц мы разговариваем по телефону. И, конечно, можно писать письма. У нас все хорошо.

Она снова улыбнулась.

Конечно, это не были обычные отношения. Но какое это имело значение, если они любили друг друга.