Тюремный романс

А Земцов стоял, стиснув, как в эпилептическом припадке, зубы, и смотрел на сизые, вывалившиеся из огромной раны на бордовый, сверкающий пол внутренности Сурнина…

Он нажил себе кровников.

Могут простить все. И убийство Эфиопа, смирившись с тем, что криминальная борьба такая же классовая, как и та, в которой участвовали все без исключения на протяжении всей истории государства Российского. И смерть Рожина на этом фоне – лишь короткий, едва заметный штрих на этой картине. И даже подлость по отношению к ни в чем не повинному следователю. Дело бандита – подставить. Дело противоборствующей стороны – разобраться и понять. Если ты не разобрался и не понял, значит, грош цена тебе в этой борьбе. Преступность никуда не денется. Она как была, так и есть. И ей гарантирована дальнейшая жизнь. Значит, тебя просто победили.

Но никогда не смей поднимать руку на того, кто разобрался, понял суть и за тобой пришел. До того момента, как ты вонзишь в него нож, тебя расценивают как противника. Едва милиционер, сдерживая вываливающиеся из чрева кишки, валится на пол – ты вывел себя из категории людей, которых понимают.

Итак, Яша Шебанин нажил себе врага не классового, а личного. Им стал не Земцов, не родственники Сурнина, а Система. Локомотив забыл основной закон авторитетного человека. Человека, которого понимают. Не убий мента. И проиграл уже в тот момент, когда вместе с женой выбегал на улицу, оставляя за спиной чужие кровь, боль и смерть. Если он сейчас сумеет убежать и укрыться, если он даже состарится и уже ничто не позволит его наказать по закону, он проведет все эти дни до ухода в мир иной в ужасе, что к нему придут. И каждый стук в дверь квартиры, каждый скрип петель оконных ставен будет заставлять сжиматься его сердце. И на середине этого кошмарного пути он уже перестанет разбираться в том, что лучше.

А относительно Подлизы Локомотив был прав. Владимира Грошева задержали на третий день официального свободного плавания. Как и предполагал Яша, в час разврата. Подлиза, хорошо набравшись в кафе журналистов, вдруг почувствовал непреодолимую тягу к женской ласке. Думая, что найдет ее у проститутки, отправился в гостиницу, снял номер и тут же прибывшим знакомым сутенерам заказал «красивую, шатенистую, ну, можно рыжую, скромную, в платье, а не в джинсах».

Ему привели блондинку в джинсовой юбке, которую нельзя было назвать красивой даже при тяжелом алкогольном опьянении, однако к тому моменту Вова был пьян не тяжело, а абсолютно. В том состоянии, когда врачи-наркологи даже не берутся определять степень опьянения, подозревая, что это не опьянение, а инфаркт.

Проститутка честно провела у постели всю оплаченную ночь, а под утро, едва за окнами забрезжил рассвет, засобиралась восвояси. Вова выходил из сна, словно сходил с картины Малевича – ступенька за ступенькой. Проститутку он остановил уже в дверях.

– Это ты куда побежала?!

– Все, – честно ответила она, нетронутая.

– Ну, ты, может, и все, – возразил Вова. – А я даже ничего не почувствовал. Только пришла, и уже – все? Нет, дорогая, давай, по полной программе. Начнем с минета.

Выспавшаяся проститутка предложила позвонить сутенерам, договориться и доплатить, чем привела Подлизу в бешенство.

– Вы что, мышкин дом, кинуть меня решили?! Я вам сейчас такой договор организую, что…

Далее шло перечисление того, что может произойти в том случае, если его и дальше будут склонять к переплате. Проститутка попалась не из хлипких – хлипкие в Интуристе не работают – и подняла визг. Через минуту, за которую Вова безуспешно пытался овладеть продажным телом, к двери номера сбежались горничная, сутенер. Все обошлось бы для Грошева благополучно, если бы не эти проклятые опера из подразделения охраны порядка в гостиничном комплексе.

Отдел нравственности, будь он неладен. На бумаге не существует, а де-факто – вот он, в лице старшего оперуполномоченного Баранова.

Мало того что его взору предстали и проститутка, и сутенер, он усматривал в событии еще и половое насилие.

Подлиза с похмелья давай хвататься за вчера купленный у армян «ТТ», и это было последней каплей. В дежурке выяснилось, что Вова в федеральном розыске – опер через три минуты после прихода на работу нежданно-негаданно получил в руки одно раскрытое преступление, а Земцов овладел телом Подлизы. Все произошло настолько быстро, что ни Земцов, ни даже сам Грошев не понимали, что случилось.

В УБОП Вове задавали один-единственный вопрос:

– Где Локомотив?

Сказать, что его били до полусмерти, нельзя. Однако соглашаться с тем, что не били, было невозможно. Грошев сказал все, что знал, но оперов из антимафиозного ведомства это «все» не устраивало. Тогда Вова рассказал все, что знает. Но этого показалось мало, и через шесть часов непрерывной беседы он наконец-то рассказал все.

И оказался в руках областной прокуратуры. Все повторилось – пришлось снова все рассказывать. Как раз ту часть, которая вспомнилась после последних шести часов в УБОП.