Тюремный романс

Бутылки они положили рядом. Вдоль берега всегда прохаживается старик Лукьяныч – охранник спортивной базы – и собирает «тару». Чужой не возьмет, возьмет Лукьяныч.

– Ты не справлялся, где он сейчас? – буркнул Струге, усаживаясь в пахнущий ванилью салон «Волги».

– Написал заявление об увольнении, но новый транспортный отложил его в стол. Велел отправляться в отпуск, восстановить силы и приходить со свежими мыслями.

– Прокурора понять можно, – согласился судья. – Второго такого «важняка» ему не найти.

– Да что – ему? – добавил Вадим. – Никому не найти.

На следующее утро Струге прибыл в суд как обычно, успевая чуть быстрее Алисы. По давно установившейся традиции она должна была приходить в суд раньше своего судьи, но всякий раз появлялась в кабинете в тот момент, когда Антон Павлович снимал с вешалки в шкафу мантию.

Но сейчас, завидев приближающегося к зданию судью, она, цокая каблуками, быстро пересекла площадь перед судом и вскочила на крыльцо первая.

– Я пришла раньше вас, – сообщила она, дыхнув в лицо Струге мятным ароматом. – Как и положено.

Дождавшись, пока Антон Павлович распахнет перед ней дверь, она вошла в суд действительно первой. Первой поднялась, первой же и шмыгнула в кабинет.

Рабочий день начался.

Он уже близился к обеду, а Струге, слушая участников очередного затяжного процесса, думал о том, что в его жизни кое-что все-таки изменилось. Теперь уже вряд ли когда позвонит Пермяков, а если и позвонит, то не из своего служебного кабинета и не с вопросом о том, пойдет ли сегодня Струге на матч местного «Океана».

Зато теперь у Сашки есть дом. Просторный, с мансардой. И рыбачить он теперь будет не с Пащенко и Антоном Павловичем, уезжая днем до следующего утра на прокурорской «Волге», а прямо с крыши своего дома. Говорят, улица Дюка Ришелье расположена прямо у моря, поэтому бычков можно будет тягать без отрыва от Лиги чемпионов.

Да, дела…

– Антон Павлович, я схожу на обед?

– Ты спрашиваешь меня об этом каждый день. Неужели полагаешь, что когда-нибудь я тебе все-таки запрещу кушать?

А дома нет и уже никогда не будет Рольфа. Саша, жена, возможно, переживет эту потерю. Рольф для нее просто Рольф. Немецкая овчарка, купленная мужем в те дни перед Новым, 2002, годом, когда она была в Москве. Струге так и не рассказал ей ту историю, когда вынужден был скитаться с маленьким щенком на руках, спасая его от чужаков. Впрочем, это Струге кажется, что он Рольфа спасал. На самом деле он спасал себя. И помогал ему в этом Саша Пермяков. Друг, рисковавший ради него жизнью.

А где сейчас Саша Пермяков? Наверное, завозит мебель.

Да, дела…

В половине третьего неожиданно отворилась дверь. Обычно Струге запирал ее в тот момент, когда часы показывали тринадцать часов. Закрывал на ключ, чтобы в четырнадцать часов открыть. Обычно он делал это сам, но на этот раз мысли держали его далеко от этой двери. А может быть, еще и потому, что сегодня первый день, когда Струге не хочется есть. Нет аппетита. Потому и не запер дверь, что нынче нет опаски того, что в кабинет заглянет очередной гражданин и увидит, как судья наворачивает домашний гуляш, разогретый в микроволновке.

Дверь отворилась, и вошел Яновский.

– Генрих Владимирович? У меня ведь нет ваших дней на сентябрь?

Приветствие судьи выглядело столь невыразительно, что адвокат улыбнулся.

– Устали, – констатировал он, усаживаясь напротив Антона. – Вижу, устали. Я сам еле на ногах держусь. Сегодня в областном такой процесс был, что можно свихнуться. Дело Гасаева помните? Вот, оно и шло. Знаете, я впервые участвовал в судебном заседании с привлечением присяжных и должен вам заметить, что разницы никакой нет. У одного из этих, с позволения сказать, присяжных я сегодня увидел под глазом фонарь, которого не видел вчера. Только умоляю, не говорите мне, Антон Павлович, что это он сам себе морду набил! Независимость у наших присяжных заседателей так глубоко засела у них внутри, что некоторым, я даже догадываюсь – кому именно, – приходится выбивать ее через голову. Ну, да ладно… Я зачем заходил, собственно…

– Зачем? – переспросил, прикуривая сигарету, Струге.

– Подивиться вам в очередной раз, Антон. – Яновский посмотрел на Струге и пригладил свою клинообразную бородку под черной бабочкой. – Вы уж простите меня за такую фамильярность, хоть и на четверть века постарше вас буду? Один раз наедине можно. Да и заискивать перед вами старику нечего. Знаете наверняка, что я в областном суде любые вопросы по любым делам без вашего хорошего отношения решить могу. А подивиться я хочу тому, как это у вас получается.

– Что получается? – Неготовый к задушевной беседе судья нашел в себе силы, чтобы удивиться.

– То, что вокруг вас находятся одни порядочные люди. Вы словно притягиваете их, отторгая подонков. Пащенко – замечательной души человек, умнейший молодой человек, профессионал и просто хороший малый. Саша Пермяков. Вы вместе росли, верно? И, кажется, все трое в неполных и не совсем обспеченных семьях?

– Верно, – выдохнул Струге, думая о своем, но не переставая смотреть в лицо старику.