Тюрьма

Вспышки «блицев». Толкотня. Адвокат властно постучал и открыл дверь, пропуская Алена вперед.

— Прошу прощения, мой дорогой. Я не хотел, чтобы встреча господина Пуато с женой произошла перед дверьми вашего кабинета, на глазах у репортеров. Но, кажется, мы пришли слишком рано.

— На три минуты.

Следователь поднялся с места и предложил им сесть. Письмоводитель, расположившийся в конце стола, никак не реагировал на их появление.

Ален разглядывал следователя. Светловолосый, спортивного вида, спокойный, в отлично сшитом сером костюме. Длинные, узкие кисти рук, на одном из пальцев — перстень с печаткой.

— Вы ознакомили господина Пуато с ходом дела?

— Мы сейчас завтракали здесь в буфете.

— Прошу извинить, господин Пуато, что я вызвал вас на очную ставку, которая может быть вам неприятна, но я вынужден это сделать.

Ален с удивлением почувствовал, что горло его словно сжала чья-то рука.

— Я буду рад увидеть свою жену, — произнес он внезапно охрипшим голосом. Только теперь он вдруг осознал, какая непроходимая пропасть легла между ним и ею. Ему показалось, что с тех пор, как они расстались, прошла вечность. Он с трудом мог восстановить в памяти ее черты.

А между тем лишь немногим более суток отделяло его от вчерашнего утра. Мадам Мартен тронула его за плечо, и он проснулся. Потом в гостиной выпил кофе с двумя рогаликами и перелистал газеты. Шапки на первых страницах сообщали о буре над Ла-Маншем: затонуло рыболовное судно, в Бретани вода прорвала плотину, в нескольких городах на побережье затоплены подвалы.

Одевшись, как и в любое другое утро, он подошел к кровати и склонился над женой — она лежала такая теплая, разогретая сном. Ресницы ее дрогнули, она открыла глаза.

— Я пошел. Позвонишь?

— Сегодня не смогу, я же тебе еще вечером сказала. У меня встреча в отеле «Крийон», там и пообедаю.

— Тогда до вечера?

— До вечера.

Он с улыбкой потрепал ее по волосам. Улыбнулась ли она в ответ? Сколько он теперь ни старался, Ален не мог этого припомнить.

— Курите.

— Спасибо.

Он машинально взял сигарету. Совместное ожидание вызвало чувство неловкости, а завести какой-нибудь ничего не значащий разговор казалось немыслимым.

К счастью, раздался стук в дверь. Они встали-все трое. Только письмоводитель, как пришитый, сидел на своем стуле. Мур-мур вошла в сопровождении двух конвойных. Они захлопнули дверь под носом у фоторепортеров и сняли с нее наручники.

— Подождите арестованную в коридоре.

Ален и Мур-мур разделяло расстояние в каких-нибудь два метра.

Она была в своем блекло-зеленом костюме с блузкой ручной вышивки и в элегантной шапочке из того же материала, что и костюм, красиво оттенявшей темно-каштановые волосы.

— Садитесь, пожалуйста.

Она взглянула сначала на следователя, потом на адвоката. Наконец взгляд ее остановился на муже.

Алену показалось, что в глазах жены быстро-быстро, сменяя друг друга, промелькнули тени разноречивых чувств: сначала удивление возможно, потому, что лицо Алена поразило ее непривычной оцепенелостью, неподвижно застывшими зрачками глаз; потом чуть приметная искорка иронии — да, да, иронии, он не мог ошибиться, потом какой-то проблеск теплоты или дружеского сочувствия.

— Прости, что навлекла на тебя столько неприятностей, — тихо проговорила она, берясь за спинку стула.

Ален стоял точно окаменелый. Он не нашелся, что ей ответить, и молча сел. Их разделял лишь мэтр Рабю, слегка отодвинувшийся со своим стулом назад.

Следователь был явно сбит с толку словами Мур-мур и тянул время, пытаясь собраться с мыслями.

— Могу ли я истолковать ваши слова, сударыня, в том смысле, что все случившееся на Университетской улице не имеет никакого отношения к вашему мужу?

Рабю даже заерзал на стуле — он боялся того, что может сейчас услышать.

— Мне нечего прибавить к моим прежним показаниям.

— Вы любите вашего мужа?

— Вероятно.

Она не взглянула на него, только повела глазами по сторонам, словно искала сигарету. Трое мужчин вокруг нее курили. Бените, проявив догадливость, протянул ей свою пачку.

— Вы его ревновали?

— Не знаю.

— А ваш муж не состоял в любовной связи с вашей сестрой?

Она повернулась к Алену — в первый раз — и непринужденно проговорила:

— Я думаю, что он мог бы дать на этот вопрос более исчерпывающий ответ, чем я.

— Вопрос обращен к вам.

— Мне нечего сказать.

— Когда вам впервые пришла мысль убить сестру?

— Затрудняюсь ответить.

— Раньше, чем вчера утром? Хочу напомнить, что, уходя из дому, вы взяли из столика вашего мужа пистолет, лежавший в выдвижном ящике.

— Да, взяла.

— С какой целью?

— Мне нечего сказать.

— Вы решили держаться той же тактики, что и утром?

— Я буду держаться ее все время.

— Вы опасаетесь, что ваши показания кому-то повредят?

Она только пожала плечами.

— Вы щадите вашего мужа? Снова те же сухие слова:

— Мне нечего сказать.

— Вы раскаиваетесь в содеянном?

— Не знаю.

— Вы бы и теперь поступили так же?

— Смотря по обстоятельствам.

— Что вы имеете в виду?

— Так… Ничего.

— Я думаю, мэтр, было бы неплохо, если бы вы поговорили с вашей подзащитной. Возможно, ваши советы пошли бы ей на пользу.