Тюрьма

Рабю взглянул на стенные часы и поднялся. В кабинете зазвонил телефон, адвокат снял трубку.

— Слушаю… Да, соедините. Он еще здесь. Из вашей редакции, добавил Рабю, передавая трубку Алену.

— Алло, Ален?.. Говорит Борис… Вот уже полчаса пытаюсь связаться с тобой. Звонил к тебе на квартиру. Какой-то симпатичный женский голос — не знаю только, чей-сообщил, что минуту назад тебя вызвали по телефону и ты умчался. Она сказала, что разговор был с адвокатом. Я позвонил Эльбигу, но его в конторе не оказалось. Все-таки я разыскал его, и он передал мне, что ты у Рабю. Есть новости. Час назад к нам сюда явился комиссар Румань с двумя полицейскими. Он предъявил постановление, подписанное следователем, и сидит теперь в твоем кабинете. Он перерыл у тебя все ящики, ни одной бумажки не пропустил. Потом попросил у меня список сотрудников и заявил, что ему необходимо побеседовать с каждым в отдельности, но что это не отнимет много времени. Первыми почему-то потребовал вызвать телефонисток.

— Хорошо, сейчас приеду.

Ален положил трубку и повернулся к Рабю. Адвокат нетерпеливо ожидал конца разговора.

— У меня в кабинете комиссар Румань с двумя полицейскими. Они там произвели обыск. Сейчас он допрашивает сотрудников и первыми захотел выслушать телефонисток.

— Что я вам говорил!

— Вы полагаете, он подозревает кого-то из работников редакции?

— Во всяком случае, идет по следу, и вам ему не помешать. Спасибо, что зашли. Постарайтесь разыскать нашего героя.

Нашего героя! Рабю вложил в эти слова столько иронии, что Ален невольно улыбнулся.

— Вам бы сейчас не повредило пропустить стаканчик. Бар у нас тут внизу, налево от входа, в табачной лавке.

В Алене закипала злость против Рабю. Он готов был его возненавидеть, возненавидеть за все — за то, как адвокат вызвал его к себе, за то, как передал слова Мур-мур, за то, как под конец намекнул, что Алену не обойтись без выпивки.

Понурив голову, Ален ожидал лифта. Минуту спустя он подошел к стойке маленького бара.

— Двойное виски.

— Простите?

— Двойную порцию, если так понятней.

За ним с любопытством наблюдали какие-то рабочие в спецовках.

Встреча с Руманем не улыбалась Алену. Стоит комиссару на него взглянуть, и он тоже догадается, как Ален провел ночь.

Нет, ему не стыдно. Он волен делать все, что вздумается, он всю жизнь вызывающе держался с людьми, шокировал их — нарочно, из спортивного интереса.

И все-таки сегодня, когда люди смотрят ему в лицо, у него вдруг появляется чувство неловкости. Почему? Ведь он ничего худого не сделал. Он непричастен к тому, что произошло. Тысячи мужчин спят со своими свояченицами — это всем хорошо известно. Младшие сестры всегда не прочь попользоваться тем, что принадлежит старшим.

Нет, Адриена никогда по-настоящему его не любила, но ему было на это наплевать. Возможно, и Мур-мур тоже не любила его.

И вообще, что значит слово «любовь»? Он продает ее по миллиону экземпляров в неделю. Любовь и секс. Это ведь одно и то же.

Он не любит одиночества. Не из потребности в обмене мыслями и даже не потому, что нуждается в чьей-то привязанности.

— На улицу Нотр-Дам-де-Лоретт! — бросил он шоферу, захлопывая дверцу такси.

Так почему же одиночество так ему неприятно? Потому что он испытывает потребность в чьем-то присутствии- все равно в чьем. Одинокие старики держат собаку, кошку, канарейку. Некоторые довольствуются даже обществом золотых рыбок.

Он никогда не смотрел на Мур-мур как на золотую рыбку, но теперь, по-новому оценивая прошлое, Ален вынужден был признать, что нуждался главным образом лишь в ее присутствии. Ему просто нужно было, чтобы она всегда находилась рядом — в баре, в ресторане, в машине. Справа от него, в нескольких сантиметрах от его локтя.

По утрам и под вечер он ждал ее звонка и нервничал, если звонок запаздывал. Но за семь лет совместной жизни был ли у них хоть один серьезный разговор?

Правда, в пору, когда он основывал журнал, он часто рассказывал ей о будущем издании. Он был увлечен, уверен в успехе. Мур-мур смотрела на него с милой улыбкой.

— Ну, как твое мнение?

— Разве такого журнала еще не было?

— Были, да не совсем такие. Мы бьем на интимное, личное. Теперь это очень важный момент, ты, по-моему, его недооцениваешь. Лозунг дня личность, индивидуальность, как раз потому, что у нас все стандартизировано, в том числе и развлечения.

— Может быть, ты и прав.

— Хочешь работать у меня в редакции?

— Нет.

— Почему?

— Жене патрона не годится быть в числе сотрудников.

Потом у них возникла проблема виллы. Они набрели на этот дом как-то в субботний день, когда ездили на прогулку за город. А в воскресенье в мотеле, где они остановились, Ален уже строил планы.

— Загородный дом нам просто необходим, согласна?

— Пожалуй, но не слишком ли это далеко от Парижа?

— Достаточно далеко, чтоб отпугнуть всяких зануд, но не слишком далеко, чтобы оттолкнуть друзей.

— А ты собираешься приглашать много народу?

Мур-мур не протестовала. Она ни в чем ему не препятствовала, охотно его слушалась и повсюду за ним ездила, но его восторгов не разделяла.

— Остановитесь, водитель. За этой красной машиной.

— Это ваша?

— Да.