По поводу двадцати пяти процентов мы еще можем переговорить, да и то это слишком жирно, а что касается девчонки... — Марков показал вору фигу. — Здесь мы с тобой не договоримся. Хоть режь меня! Тем более что у меня с ней все серьезно, понял! В первый раз серьезно...
— Что ж, понимаю, понимаю... — С деланным равнодушием пожав плечами, «законник» не спеша поднялся с кресла, пригладил смятые отвороты пиджака, словно невзначай посмотрел на простенькие наручные часы отечественного производства и направился к двери. — Ладно, Кирилл, пора мне. Засиделся я здесь, у тебя. Бог даст — как-нибудь свидимся.
Уже взявшись за дверную ручку, старик обернулся и посмотрел на угрюмо сидящего в кресле Маркова.
— А за коньячок спасибо. С моим скромным достатком нечасто приходится баловаться такими дорогими налитками. — Вор открыл дверь и шагнул с мягкого ковра гостиной на до блеска отполированный паркет холла. — Счастливо оставаться.
— Постой, отец, — тихо позвал Марков. Старик замер на месте, словно только и ждал, когда Дипломат не выдержит и окликнет его, потом развернулся и вопросительно взглянул на мнущегося в нерешительности Кирилла Валерьевича.
— Постой, — повторил, не глядя на собеседника, Марков. — Не спеши. Мы ведь еще не договорили.
— Неужто? А мне показалось, что ты не желаешь ни о чем договариваться.
Решил ломануться лбом на танки! Тоже мне, Буденный нашелся.
— Я дам тебе тридцать процентов этого проклятого нефтяного завода, — умоляюще посмотрел на старика Кирилл Валерьевич. — Только больше никаких условий, хорошо? Неужели тебе мало нескольких миллионов баксов прибыли в год?!
Да за такие деньги ты можешь скупить всех питерских «телок», какие только есть!
Зачем тебе моя Анжелика?!
— А она мне нравится, — ответил вор. Он пересек просторную комнату и остановился рядом с креслом, не спуская глаз с Маркова. Неожиданно его голос дрогнул:
— У меня рак легких, сынок. На днях я был у врача. Он мужик честный, ерундой не занимается, поэтому сказал правду. Мне осталось ходить по этой грешной земле от силы год. Если повезет — полтора, не больше. Так неужели я не могу хоть сейчас попытаться забыть с этой девочкой свои двенадцать лет зоны и десятки сотворенных мной мертвецов, каждый из которых оставил в моей душе кровавый рубец. Если кто-нибудь скажет тебе, что, убивая другого, он ничего не чувствует, то можешь смело плюнуть ему в рожу!.. На мне, сынок, висит так много грехов, что искать их искупления уже бесполезно, — с пафосом продолжал вор. — Но перед тем как меня закопают, я хочу забыть обо всем. И желаю, — старик понизил голос, наклонившись к Кириллу Валерьевичу так близко, что тот ощущал кожей лица его свистящее зловонное дыхание, — чтобы все это недолгое время рядом со мной была такая женщина, как твоя Анжелика. Она настоящая королева! Я уже давно не сплю с бабами, а вот ее — хочу!
Отстранившись от Маркова, вор приблизился к столику, плеснул себе в стакан немного коньяка и выпил. На некоторое время в каминном зале повисла гнетущая тишина, которую снова нарушил старик. Он поставил стакан, подошел к широкому окну и, глядя на покачивающиеся от порывистого, дующего с залива ветра молодые сосны, произнес:
— Ты даже не успеешь заметить, как пролетят эти месяцы. Потом, когда меня не станет, Анжелика, если захочет, сможет снова вернуться к тебе, стать твоей женой и даже нарожать тебе детей. Или может жить самостоятельно, в моем доме возле Сестрорецка, ни в чем не нуждаясь и ложась в постель с тем, кого сама себе выберет. У нее будет достаточно денег, чтобы в отличие от других баб не пресмыкаться перед мужиками...
Вор отошел от окна, вернулся к камину и сел рядом с Марковым, тупо вращающим в руках пустой стакан.
— Но это все потом, через год. А сейчас, Кирилл, я хочу, чтобы девочка уехала со мной. В таком случае я обещаю, что завод перейдет под тебя, а Вагиз навсегда забудет, что ты заслал к нему в фирму своего шпиона.
— Как ты собираешься сказать ей об этом? — прошептал чуть слышно Марков.
— Она же не вещь, чтобы передавать ее из рук в руки.
— Она согласится, сынок, я уверен. Надо только все ей объяснить. Не скрывая ни твои проблемы, ни мой рак, ни наследство в двадцать пять процентов акций.
— И кто с ней будет разговаривать?
— Ты хочешь попробовать сам? — поинтересовался старик. Кирилл Валерьевич промолчал. — Ну, тогда придется мне. Она все поймет, она умная...
Глава 24