Тютчев: Тайный советник и камергер

Эрнестине с трудом верилось в его спокойствие и благоразумие. Действительно, его положение было противоречиво. Формально коллежский советник Тютчев был уволен из Министерства иностранных дел, однако он своевременно не озаботился тем, чтобы получить на руки аттестат о своей предшествующей службе, а без этого документа нельзя было вновь вернуться на государственную службу. Возникал вопрос о будущей должности. Дипломат мечтал о месте советника посольства. Его чин и положение в свете позволяли ему претендовать на это. Такая должность была настоящей синекурой. Советник посольства получал очень хорошее жалованье, был заметной фигурой в дипломатическом корпусе и… практически не нес никакой персональной ответственности. Наш герой идеально соответствовал этой должности, а она — ему Проблема была в ином. В то время русские посольства были только в трех европейских столицах: Лондоне, Вене и Париже. Вот почему желаемую должность было «труднее найти, чем получить»^{130}. Свободных вакансий не было.

Восьмого июля 1843 года Тютчев с братом Николаем, но без семьи, прибыл в Москву, где не был 18 лет. Сладостные минуты встречи с родителями и друзьями были омрачены грустными мыслями об отсутствии служебных перспектив. «Дело в том, что того, что могло бы мне подходить в служебном отношении, я не вправе просить, а все остальное лишь мешало бы мне и не улучшило бы моего положения. С другой стороны, жить здесь, в ожидании чего-то, угодного судьбе, было бы так же бессмысленно, как серьезно рассчитывать на выигрыш в лотерее. При том у меня нет ни средств, ни, главное, охоты увековечиваться здесь в ожидании этого чуда. Итак, я решил не извлекать из моего путешествия в Петербург иной выгоды, кроме попытки упорядочить мою отставку, и потом, тотчас же, я буду просить о заграничном паспорте. Но дело в том, что даже для осуществления этой программы, как бы скромна она ни была, у меня нет под рукою необходимых для этого посредников»^{131}.

Посредников действительно не было. Зато были посредницы. И Тютчев не преминул воспользоваться их услугами. Он нанес визит любимой дочери царя и был благосклонно принят: «Намедни я посетил в прелестном загородном дворце великую княгиню Марию Николаевну, которая всё еще сильно горюет о смерти ребенка, но по-прежнему безукоризненно добра и любезна со мной»^{132}. Однако не дочь государя, а ее ближайшая соседка по имению помогла Федору Ивановичу вернуть утраченные позиции. В Петербурге коллежский советник упорядочил свою отставку и незамедлительно получил на руки аттестат о своей предшествующей службе. Устойчивые позиции в свете помогли обойтись без неизбежных в таком деле формальностей. Департаментом хозяйственных и счетных дел Министерства иностранных дел был выдан официальный документ, который свидетельствовал, что «коллежский советник Тютчев при похвальном поведении поручаемое ему исправлял с усердием, в штрафах и под судом не был, аттестовался способным и повышения чином достойным»^{133}. Ни самовольной отлучки, ни потери шифра не было…

С таким аттестатом можно было попытаться изменить судьбу. Однако для этого требовалось время, а жизнь в Петербурге была дорогой — и Тютчев решил вернуться в Мюнхен. «Видел еще — да кого только я не видел! Все это сонмище знакомцев разного времени и разных чинов оказало мне отменный прием. Но, чтобы добиться тут чего-нибудь посущественнее проявлений вежливости, надо было бы прожить не три недели, но год, а то и все два. Это, однако, жертва, на которую обречь себя я не имею ни возможности, ни желания»^{134}, — писал он жене.

Казалось, что ему удастся избежать подобного жертвоприношения. Нам же, чтобы избежать излишних вопросов, связанных с переменой судьбы отставного дипломата, необходимо вернуться к событиям далекого прошлого, к тому времени, когда кандидат Московского университета был сверх штата прикомандирован к дипломатической миссии в Баварии. В Мюнхене он увлекся юной красавицей Амалией, внебрачной дочерью баварского дипломата графа Максимилиана Лерхенфельда и княгини Терезы Турн-унд-Таксис. Княгиня была кузиной великой княгини Александры Федоровны, чей муж в скором времени взошел на престол под именем Николая I. Но ни Теодор, ни Амалия в ту пору еще не думали об этом. Они часто встречались и однажды даже обменялись часовыми шейными цепочками: Теодор «вместо своей золотой получил в обмен только шелковую»^{135}.