Ткач иллюзий

— Уй!.. — глухо застонал он и закашлялся в приступе паники.

Камушек протиснулся рядом с ним, больно царапая кожу о шершавый камень стены. Паренек пробовал поймать непослушного дракончика, но малышка не давалась в руки, а у него уже не было ни сил, ни времени, чтобы за ней гоняться.

«ВОЗВРАЩАЕТСЯ! ВОЗВРАЩАЕТСЯ! ОН ИДЕТ СЮДА!» — отчаянно предостерегал Пожиратель Туч.

Наконец Камушку удалось прижать ногой конец поводка, тащившегося за Лисичкой. И тут Безумец возник из развалин точно демон мести — по-прежнему в человеческом облике. Его лицо и руки были в крови, что свидетельствовало об удачной охоте. Губы дракона приподнимались от ярости, обнажая длинные острые зубы. Он глухо зарычал, глядя на Пожирателя Туч, все еще застрявшего в ловушке узкого пролома. В горле молодого дракона нарастало хриплое бульканье, перешедшее в вызывающий рев. Пожиратель Туч защелкал челюстями, ощерившись в сторону Безумца, который, видно, осознал свой теперешний размер, потому что слегка сгорбился и чуть подался назад. Лисичка тихо пискнула и выпустила из пасти цепь, которая брякнула, упав на землю. И Безумец вроде бы только теперь заметил двух других чужаков. Он мгновенно обернулся к ним, снова ощерив клыки и вытянув руки с загнутыми, точно когти, пальцами, а потом кинулся на пришлых. Камушек застыл от ужаса, способность двигаться вернулась к нему только тогда, когда чудовищные пальцы уже чуть не касались его горла. Держа на руках Лисичку, он мог ответить только одним способом. Это было бессознательное, попросту инстинктивное движение. Противник, которого изо всех сил пнули в промежность, закатил глаза и согнулся пополам. Жуткий вой боли потряс руины.

Камушек, сжимая сопротивляющуюся Лисичку, кинулся к Пожирателю Туч. Погоняемый страхом, вскарабкался на его спину, плоско распластался на ней. Пожирателю удалось, наконец, освободиться от ветки, порвавшей его крыло, и он бросился бежать через душный парящий лес, хотя понятно было, что Безумец в ближайшее время не сможет их преследовать. От пережитого напряжения и непомерных в его состоянии усилий Камушек снова раскашлялся, добавив к подтекам на драконьем мехе новые кроваво-красные узоры. Пожиратель Туч остановился только в знакомом уже месте над речкой, когда лапы его с разбега погрузились в мокрый песок. Он надрывно дышал.

Камушек соскользнул на землю, выпустил Лисичку из рук. Лег, почти упал на песок, тяжело и хрипло дыша.

Пожиратель Туч, сотрясаемый нервной икотой, ругал сестричку и даже слегка ее отшлепал своей огромной лапой. Привыкшая ко всеобщему обожанию и полной свободе, удивленная и расстроенная из-за неожиданной перемены, она втиснулась между корнями старого дерева и выглядывала оттуда с миной грустного щеночка.

«Где это несчастное золото? Потерял?» — спросил Камушек.

Уши Пожирателя Туч повисли, точно мокрые тряпочки. Он не мог справиться с икотой, все еще сотрясавшей его.

«Я… я его… проглотил, — признался он со стыдом. — Как только увидел Безумца. Я не нарочно!»

Камушек приподнял голову, посмотрел на приятеля с недоверием, потом прыснул от неудержимого смеха. Но тут же его веселье сменилось гримасой страдания, и он невольно ощупал раненый бок.

«Так выплюнь!»

«Но я, кажется, уже перевариваю все это», — неуверенно сообщил дракон.

«Обалдел? Ты же не плавильная печь. Выкинь это из себя!»

Камушек глянул в сторону речки.

«Лучше сразу в воду».

Никто не выглядит слишком изящно, когда его рвет, а уж у опорожняющего желудок дракона вид, наверное, исключительно противный. Камушек отвернулся, чтобы не видеть этих стыдливых отправлений. Через несколько минут в ручейке уже полоскалась их добыча — около чекаля золотых украшений, некоторые с драгоценными камнями.

«Ты считаешь, это красиво?» — поинтересовался Пожиратель Туч без особого восторга. Его все еще мучила икота.

«А по-твоему, съедобно?» — возразил парнишка, вылавливая драгоценности из воды. Пожиратель только презрительно махнул ухом. Он все еще с тревогой посматривал на заросли, ожидая и боясь увидеть разъяренного Безумца. Только сейчас ему пришло в голову, что в их плане был один слабый пункт: взбешенный владелец клада, который мог появиться каждую минуту и отделать его еще посильнее, чем в первый раз.