До недавнего времени меня пробирала радостная дрожь при мысли, что Дара обретёт плоть и кровь, станет такой, как я. Но груз всех секретов слишком тяжёл, чтобы нести его дальше. Я успокоюсь, когда с ними будет покончено раз и навсегда. Дара стала такой ревнивой и странной. Прошлой ночью она знала, что гвардейцы приближаются, но её единственной заботой было украсть нужную нам утварь. Она даже не хотела, чтобы я спасла моих друзей. Она была бы абсолютно счастлива, попадись они в лапы леди Эшлинг. И я боюсь, что ночные кошмары Миранды и Лукаса были вовсе не кошмарами, что Дара что-то сделала с ними так же, как с лордом Тейтом.
Бросив на Лукаса тоскливый взгляд, я подбираю несколько теней, чтобы укрыться, и вместе с Дарой мы идём в лес.
– Куда мы направляемся сегодня? – спрашиваю я шёпотом, стараясь быть как можно тише – не исключено, что солдаты всё ещё где-то поблизости. Чувство вины за то, что оставила Лукаса одного, внезапно обрушивается на меня, но теперь это уже не исправить.
Меня тревожат её слова. У Лукаса добрые, хорошие родители, а в тоне Дары слышится нотка ликования по поводу того, что мы от них сбежали. Если на то пошло, я уже по ним скучаю.
Мы бредём дальше по лесу, от усталости меня шатает. За последние несколько дней я часто прибегала к магии, а спала так мало, что теперь она мне в тягость. Раньше я колдовала целыми днями, но, возможно, во всём действительно виноват недостаток сна.
Она обвивает меня прохладными руками, и я откидываюсь назад в её объятиях. Когда она снова обретёт тело, я обниму её по-настоящему.
Полная луна ярко светит над нашими головами и, поднимаясь всё выше в небо, постепенно наливается багрянцем, отчего тени приобретают красный оттенок. Так вот что имела в виду Дара, когда говорила про кровавую луну. Есть в этом что-то неправильное, но я подавляю беспокойство и упорно иду вперёд. Вскоре между деревьями мелькает что-то серебристое. У меня отлегает от сердца, и я перехожу на бег – вернее, пытаюсь – на негнущихся ногах. У меня в кармане лежит маленькая бутылочка, которую Дара заставила взять на кухне Миранды. Всё, что мне нужно сделать, – это наполнить её, вернуться обратно к Лукасу и позволить сну унести меня прочь от всех горестей.
Когда деревья расступаются, мои тени стекаются ко мне. Я падаю на колени у пруда. Моё лицо отражается в воде, и я внезапно понимаю, что очень изменилась. Девочка, которая смотрит на меня из воды, совсем не та, что бежала из дома моих родителей. Та была нежной и ухоженной. У новой девочки по носу размазана грязь, её руки и щёки все в царапинах от веток, а пустые глаза так запали, словно нечто медленно вытягивает из неё жизнь.
Дара парит у меня над плечом, не отражаясь в стоячей воде:
Так ли это? Или это вызвано чем-то другим, тем же, что, если верить моим страхам, могло вызвать кошмары у Лукаса и Миранды? Я содрогаюсь и погружаю бутылочку в прохладную воду, потревожив девочку-отражение. Мне не понравилось, как она на меня смотрела. Было в её взгляде что-то одержимое и затравленное.
Я затыкаю бутылку пробкой и кладу её в карман. Полчища теней извиваются в ветвях. Должно быть, от истощения магия вытекает из меня и приманивает их, даже когда я не зову. Но это милые тени, которым просто хочется чуточку внимания. Я глажу их, приветственно проводя пальцами по краям, и беззвучно отправляю обратно на свои места, пожелав им спокойной ночи.
Я смутно помню обратный путь до нашего маленького стихийного лагеря. Мозг хватается то за одну тревожную мысль, то за другую, и я пытаюсь выговориться Даре, пока мы петляем между деревьев.
– Как думаешь, Лукас меня простит? – спрашиваю я.
Я вываливаюсь на поляну, где мы остановились, и оказываюсь лицом к лицу с вполне проснувшимся и недоумевающим Лукасом. В руках у него мой мешок из-под муки: роза, ступка и пестик, которые я взяла у Миранды, лежат рядом на земле. В груди у меня всё сжимается, выдавливая воздух из лёгких.
Он находит в себе силы заговорить первым:
– С кем ты только что разговаривала?
Вопль застревает у меня в горле. Я не хотела, чтобы он узнал обо всём вот так.
– Но я должна, Дара, – возражаю я своей тени, и Лукас вздрагивает. Больше я никак не могу объяснить содержимое мешка. Возможно, если я скажу ему, что всё это для благого дела, он меня простит. Может быть, даже поможет мне.
– Что… кто… Зачем тебе все эти вещи? – Лукас поднимает подгнившее яблоко и с отвращением роняет его обратно.