Ткущие мрак

Боль была чудовищная. Кирст плохо видел, потерял всякие разумные мысли и даже не чувствовал вкуса собственной крови, наполнившей рот, стекающей с губ и затекающей в горло. Он попытался закричать, но лишь забулькал и застонал, заливая себя и конскую гриву алым.

Мату попал, довольно ловко выведя из игры первого всадника. Тот был то ли убит, то ли тяжело ранен. Он не удержался в седле, рухнул, его нога запуталась в стремени, но вышколенная лошадь послушно стояла на месте.

Задние всадники замешкались, а двое передних рванули в атаку.

– Правый! – гаркнул Дэйт, предупреждая товарищей, кого из врагов берет на себя.

Отшагнул и поднял бердыш, ловя на него сокрушительный удар кавалерийского топора, усиленный галопом пронесшейся мимо лошади. Руки заныли, а сам он пошатнулся и, поняв, что не может сохранить равновесие, упал на спину, но, благодаря собственной инерции легко перекувырнувшись через голову, вскочил.

Слева шел бой, звенело оружие, но Дэйт даже не посмотрел туда, понимал, скоро налетят еще три противника и тогда станет совсем не весело. А еще он молился, чтобы хоть кто-то в лесу заметил, что тут происходит, и вернулся помочь им.

– Вэйрэн! Вэйрэн! – заорал воин в белом плаще, вскинув руку с топором, прежде чем вбить шпоры в лошадиные бока.

– Кивел да Монтаг! – дико проревел имя погибшего друга Дэйт, тараща глаза и отведя бердыш назад, готовясь к встрече, а затем прокричал клич баталии: – Сильна единством!

Его рык испугал животное, заставил сбиться с темпа, отвернуть чуть в сторону, хоть немного подальше от огромного страшного бородатого двуногого. Воин, услышав клич панцирной пехоты своей страны, тоже замешкался и вместо того, чтобы обрушить удар, так и остался с занесенным над головой топором.

Дэйт шагнул прямо к нему, и бердыш совершил в воздухе плавный полукруг, вылетая вперед благодаря длине рукояти.

Широченное лезвие прорвало кольчужные кольца рукава, прошло плоть, кость и отсекло руку чуть выше локтя, заставив ее кувыркаться в воздухе и все еще сжимать топор. Всадник подавился воплем, унесся прочь, в поле, и Дэйт сразу же забыл о нем.

До того как налетела следующая троица, он проверил, как дела у Мильвио и Мату. Их противник лежал на земле, и невысокий арбалетчик, всем весом навалившись на рунку, приканчивал сбитого треттинцем белоплащника. Тот, не издавая ни звука, даже раненый, в ответ пытался дотянуться до Мату кинжалом.

Мильвио уже встречал оставшихся. Стоял, расставив ноги на уровне плеч и подняв меч над головой, в странной, незнакомой Дэйту стойке.

Дэйт в три шага подошел к парню с кинжалом и опустил бердыш тому на голову, разваливая ее на две части.

– Проклятье! – тяжело дыша, сказал Мату, буквально сползая с древка оружия, которое ему отдал треттинец. – Чуть меня не зацепил! Проклятье!

– Перезаряди арбалет! Живо!

Парень бросился туда, где уронил самострел, Дэйт же, оставив бердыш, вырвал рунку, застрявшую между ребер покойника, и успел как раз в тот момент, когда лошади налетели на них.

Опять все завертелось. Крики, звон стали, чей-то вопль.

Кровь ударила слева, попала Дэйту на лицо горячей росой, он ткнул рункой всадника, но тот сместился в седле, рубанул мечом по древку, сбивая. На второй удар уже не хватило времени, лошадь унесла его вперед. Дэйт крутанулся на месте, проверяя, что происходит слева. Увидел, что Мильвио убил одного и теперь сражается со вторым, спешившимся. Проворным малым при круглом щите и булаве.

Он не стал помогать треттинцу, знал, что тот справится. Следовало защищать мальчишку. Тот как раз укладывал очередной болт в ложе, и это заметил ловкий всадник. Дэйт, сунув пальцы в рот, оглушительно свистнул, предупреждая Мату.

Удалось.

Парень вскинул голову, чтобы увидеть приближающуюся угрозу. Он упал на колено, поднял арбалет, одновременно нажимая спусковой рычаг.

Болт юркнул под выставленный щит, войдя в левую подмышку. Дэйт закончил дело, загнав рунку глубоко под подбородок таким сильным тычком, что ремешок открытого шлема мгновенно умершего всадника не выдержал и лопнул.

– Перезаряди! – снова приказал бывший начальник охраны герцога, забыв в горячке боя, что болтов у парня больше нет.

Мильвио уже справился со своим противником и с меланхоличной скукой аккуратно протирал пучком сорванной травы верхнюю треть клинка Фэнико.

– Шестеро спасите. – Руки у Мату дрожали. – Шестеро спасите. Почему мы еще живы?

– Потому что ты не побежал. Конные всегда ждут, что пешие побегут.

Он сходил за бердышом, вытирая рукавом испачканное в крови лицо. Лошадь всадника, которому он отрубил руку, стояла далеко в поле. Ее хозяина нигде не было видно. Возможно, он прятался в высокой траве, возможно, умер.

Тот, кого Мату подстрелил первым, сидел точно выпотрошенная кукла, вытянув ноги, склонившись вперед так, что голова едва не касалась земли. Он был все еще жив, Дэйт видел, как иногда воин пытается выпрямиться.

Он сделал шаг к нему, но Мильвио остановил:

– Оставь его.

– Он мучается.

– Он борется за жизнь, друг. Рана тяжелая, но есть шанс выжить. Хватит на сегодня крови. Оставь его судьбу на милость Шестерых.