– Я не знаю, как на это реагировать, Сандрин. Ты не могла бы объяснить подробнее?
Проблеск удивления пробегает по лицу начальницы станции. Видимо, она не этого ожидала.
– Ты не уверена, как реагировать… ну, вероятно, тебе стоит начать с рассказа о том, чем ты занималась вчера.
– Разве не очевидно? Я разговаривала с Алексом. Я беспокоюсь за него.
Но это не до конца правда, не так ли? Я вынуждена в этом признаться хотя бы себе. Я не пошла к нему, переживая лишь за его благополучие; я выискивала его, потому что хотела получить ответы на свои вопросы.
В этом смысле я подвела его.
– Кажется, ты его очень сильно расстроила, – подтверждает Сандрин. – И не в первый раз, хочу заметить.
– Я не хотела, – говорю я осторожно.
– О чем именно ты с ним говорила?
Я обдумываю ответ. Стоит ли мне признаться во всем? Рассказать, что я посмотрела видео Жан-Люка, и объяснить, что именно он сказал. Хотя она явно что-то об этом знает, я чувствую – начальница станции неодобрительно отнесется к тому, что я нарушила правила и сунула нос в личную жизнь Жан-Люка.
Очень неодобрительно, несомненно.
– Я… он, – я замолкаю, пытаясь найти другое объяснение. – Я беспокоилась о том, что он сказал в прачечной – похоже, он убежден, что смерть предыдущего доктора не была случайной. – Я смотрю Сандрин прямо в лицо, ожидая реакции, но она и бровью не ведет, просто ждет, пока я продолжу. – Ты согласна с этим?
– Согласна с чем, Кейт? – Она прищуривает глаза. – Что снаряжение Жан-Люка кто-то испортил? Ты и правда считаешь, что я должна удостоить это ответом?
– Да.
Еще одна вспышка удивления. Я смотрю, как начальница станции заново оценивает меня. Очевидно, я оказалась не такой слабачкой, как она ожидала.
– Давай скажем так, Сандрин. Ты винишь Алекса в случившемя? И, если да, то почему он все еще здесь?
Она взвешивает мои вопросы. Эта женщина редко моргает, замечаю я, умудряясь выдерживать неподвижный кошачий взгляд.
– Нет, я не виню Алекса, – говорит она наконец. – Это был несчастный случай, ни больше, ни меньше.
Почти точь-в-точь слова Арне, вспоминаю я, гадая, почему все еще продолжаю в этом копаться. Убедил ли меня Алекс в обратном?
Спроси ее о тех образцах ДНК, подталкивает внутренний голос. Спроси о том, что Жан-Люк сказал в видеодневнике. И, раз на то пошло, спроси, что она сделала с его письмом.
Но я сдерживаюсь. Подливать масла в огонь не стоит.
– Мне кажется, ты приняла очень неоднозначное решение, – тон Сандрин ледяной и безапелляционный. – Я буду с тобой откровенна, Кейт, мы потеряли превосходного доктора и должны были принять сомнительную замену. Теперь нам нужно разбираться с беременностью, не говоря уже о человеке, чье ментальное состояние явно ухудшается, и ты совсем не помогаешь, продолжая ворошить эту историю.
Мне хочется отстраниться от нее, я снова поражена до онемения.
Жар разливается по щекам, выдавая мою растерянность.
– Я хороший доктор, – возражаю я негодующе, пытаясь убедить в этом и себя, и Сандрин.
– Это ты так говоришь. – Она вскидывает бровь. – Но у меня есть другая информация.
– Какая информация, Сандрин? – срываюсь я, охваченная злостью. – О чем ты, черт возьми?
Начальница станции спокойно за мной наблюдает, зная, что она наконец-то подставила мне подножку.
– Как я понимаю, тебя обвиняли в медицинской небрежности, разве не так? В отношении пожилой женщины.
У меня отвисает челюсть. Как она об этом узнала?
– К твоему сведению, – я сжимаю руки, останавливая дрожь, – это полностью опровергли. Я ничего не нарушила. Наоборот, я следовала протоколу до последней буквы.
Слова доносятся из воспоминаний со всей силой, которую они имели и тогда, когда та женщина стояла посреди отделения неотложной помощи, обвиняя меня в убийстве своей матери. Лопнувший аппендикс привел к перитониту у семидесятилетней женщины; когда она прибыла в больницу с жалобами на боль в животе и рвоту, я поставила ей неправильный диагноз, гастроэнтерит, и отправила домой.
Но я все сделала так взвешенно, как смогла – во время осмотра ее давление и сердцебиение были в норме, у нее была лишь небольшая температура. Никаких очевидных признаков аппендицита.
И все равно, весь опыт, полученный в дальнейшем, оставил меня потрясенной и униженной. Где-то в глубине души я всегда буду задавать себе вопрос – затмило ли мое небольшое пристрастие к самолечению мое суждение?
Я так не думала, но все же кто я такая, чтобы утверждать?
Слезы злости щиплют глаза. Я наклоняюсь через стол Сандрин, мой голос дрожит.
– АСН выбрали меня, и у них есть полный доступ к моей истории. Не знаю, с кем ты говорила, но я хочу окончательно прояснить одну вещь – мы застряли друг с другом на следующие восемь месяцев, и у нас обеих есть работа. Так что я тебя предупреждаю, не лезь в мои дела, а я не буду лезть в твои.
Глаза начальницы станции округляются, а ее выражение лица мрачнеет.
– Что именно ты имеешь в виду под…