Тьма

Девушка ощущала неистовство толпы. Это не было похоже на обычную агрессивность людского сборища, это было нечто другое. Она вскинула голову, почувствовав, что ее сознание прощупывают какие-то холодные липкие пальцы, желающие проникнуть вглубь и там продолжить свое исследование. Она снова закричала, напуганная этими щупальцами больше, чем творившимся вокруг безумием. Ее кто-то поддерживал, и девушка открыла глаза, благодарная надежной опоре. Лицо улыбалось — Вики заметила это, несмотря на мрак. Но в этой улыбке не было ничего веселого. Лицо было огромное, оплывшее жиром, мокрые от дождя волосы облепили череп. Громадный, с голыми руками, он крепко держал ее, останавливая напор обезумевшей толпы. Вики поняла, что зло, разлитое в воздухе, вселилось в него. Холодные липкие пальцы легко проникли в душу этого человека.

Какие-то голоса изнутри подсказали Зверю, что делать дальше, и его улыбка превратилась в хищный оскал.

Джека Беттни что-то терзало, и это не имело никакого отношения к людям, отчаянно цеплявшимся друг за друга, чтобы выйти невредимыми из этого побоища. Что-то мешало ему соображать. Точнее, отнимало его волю, в этом он был уверен. Джек где-то читал про массовую истерию — паника проносится по толпе, перескакивая от одного к другому, захватывая каждого, пока все не окажутся втянутыми в тугой клубок эмоций. Именно это происходит сейчас! Но здесь было нечто большее, чем паника. В этих сражающихся, прущих напролом людях проснулась какая-то первобытная свирепость. Не во всех, конечно, поскольку многие просто защищались; но та враждебность, которая ощущалась с самого начала, каким-то образом вылилась в полнейшее безумие. Безумие — вот что не давало ему покоя!

Он начал раздавать удары, не обращая внимания на то, куда они попадают, ибо знал, что должен выбраться отсюда, и чувствовал, что он не такой, как все, что он с ними не заодно. И они тоже это почувствуют!

К нему потянулись чьи-то руки, схватили его, сорвали с головы шапочку, добрались до глаз. Он упал и, лежа в кромешной тьме под топчущими его ногами, уступил безмолвным настойчивым голосам, пожелав соединиться с ними, если это принесет покой, стать их частью, каковы бы ни были их намерения. Слишком поздно осознав, что они отнюдь не предлагают ему покой.

Зверь покончил с девушкой. Другие тоже ее хотели, несмотря на то, что в ее обмякшем теле не осталось никаких признаков жизни. Он бросил ее и стал прокладывать путь в толпе, медленно, но верно пробиваясь к металлической конструкции, возвышающейся над людской массой подобно бездушному часовому.

Игра остановилась; игроки, судьи на линиях и главный судья удивленно смотрели на беснующуюся толпу. Полицейские повскакивали со скамеек и спешно собирались у того сектора, где началась потасовка. Но драки вспыхивали повсюду и распространялись, сливаясь в грандиозную битву, охватившую полстадиона. Ни один из полицейских не испытывал желания лезть в гущу сражения, да и командир не пытался их подгонять. Самоубийство не входило в их обязанности.

Зверь добрался наконец до основания вышки прожектора, и короткое путешествие сквозь плотно сжатые тела даже для него оказалось нелегким испытанием. Но адреналин бродил в крови — он знал, что делать, и это вдохновляло его. Людское море вынесло его прямо к металлическим опорам, скользким от дождя; он дотянулся до коробки распределительного щита, из которой выходили провода, поднимавшиеся к рядам лопнувших ламп. Крышка коробки не поддавалась, поскольку была сделана с учетом разрушительных инстинктов болельщиков. Зверь вскарабкался на скрещенные перекладины вышки и стукнул по коробке ногой. Тяжелый ботинок оставил вмятину на металле. Чтобы расшатать крышку, Зверю пришлось повозиться, но он впервые в своей жизни проявил терпение. Когда крышка наконец отвалилась, он радостно заулюлюкал. Потом просунул руки внутрь и, осторожно взявшись за два толстых провода, начал их выдергивать. Вокруг него теснились люди; все и вся промокло под проливным дождем.

В конце концов провода вырвались, ибо Зверь был силен, и ток прошел через него по мокрым, плотно прижатым друг к другу человеческим телам, проносясь с чудовищной скоростью и распространяясь подобно смертельному вирусу. Прежде чем ток иссяк, он прошел по сотням людей, и оглашаемый воплями стадион погрузился в кромешную тьму.

Глава 16

Бишоп стоял у камина и задумчиво смотрел на фотографию Люси. Его мысли о дочери постепенно облекались в какие-то застывшие образы и отдельные кадры, запечатленные его памятью, как на фотографии, которую он сейчас рассматривал. Он до сих пор помнил ее тоненький смех и жалобный плач, но это были лишь отголоски, не соединенные с самой Люси. Испытывая легкое чувство вины, он сознавал, что утратил ее — утратил даже больше, чем Линн. Вероятно, это произошло потому, что Линн была еще жива: мертв был только ее рассудок. Или это одно и то же? Можно ли любить человека, если он превратился в кого-то другого? Во что-то другое? Если и можно, то это нелегко; он не был уверен, что способен на это.