Тьма

Вскоре Бишоп добрался до тихого тупичка, в котором располагался фэрфилдский «Дом отдыха», и проехал через ворота на широкий двор. Забыв снять очки, которые сразу покрылись мелкими каплями дождя, он захлопнул дверцу и взбежал на лестницу. Позвонив, сорвал очки и сунул их в нагрудный карман. По внешнему виду огромное здание из красного кирпича можно было принять и за частную школу, и за дом престарелых. И только высоко расположенная неброская вывеска заставляла ощутить мрачноватую атмосферу этого здания. Свет в большей части внутренних помещений был выключен, и от этого дом казался еще более зловещим.

Бишоп услышал, как щелкнул замок. Дверь слегка приоткрылась.

— Я Крис Бишоп. Доктор Краучли просил меня приехать. Дверь открылась шире, и он увидел невысокую полную женщину.

— Да, мы вас ждали, мистер Бишоп. Входите, пожалуйста.

Бишоп вошел в приемный покой и с тревогой обернулся к невысокой женщине, старательно запиравшей дверь:

— Моя жена?..

— Мы проведем вас прямо к ней, мистер Бишоп, — произнес кто-то у него за спиной, и он увидел в другом конце комнаты еще одну женщину, сидевшую за регистрационным столом. Она отвернулась от маленькой настольной лампы, слабого света которой было явно недостаточно, чтобы рассеять сгустившийся в комнате мрак. Женщина встала из-за стола и направилась к нему.

— Простите за слабое освещение, — сказала она, словно читая его мысли. — После восьми часов вечера мы тушим верхний свет. Считаем, что на наших пациентов это действует успокаивающе.

Она была выше, чем та женщина, которая его впустила, и Бишоп понял, что никогда их раньше тут не видел. Возможно, они были новенькими, высокая — наверняка, поскольку в Фэрфилде пациентами никого не называли — они были «постояльцами».

— Что произошло с Линн? — спросил он. — Доктор Краучли не захотел говорить об этом по телефону.

Женщины с довольным видом переглянулись.

— Полагаю, вы обнаружите явное улучшение, мистер Бишоп, — сказала высокая. — Следуйте за мной, пожалуйста.

Они подошли к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. Низкорослая, засунув руки в карманы белого медицинского халата, пристроилась у Бишопа за спиной. Пока они поднимались, высокая непрерывно что-то говорила, но он почти не слушал, он думал о Линн. Коридор второго этажа тоже был освещен только одной слабой лампой, стоявшей на столике в дальнем его конце, и этот тусклый свет привел Бишопа в замешательство. Совершенно непонятно, почему после приемных часов они оставляют такое скудное освещение; оно действует не столько успокаивающе, сколько угнетающе. Одна дверь приоткрылась, когда они проходили мимо. В комнате за дверью была непроницаемая тьма, но низкорослая торопливо подошла и осторожно оттолкнула кого-то назад. Высокая любезно улыбнулась ему, как будто ничего не произошло.

Посещение психиатрической лечебницы всегда слегка нервировало Бишопа, что было вполне естественно; но в такой поздний час, в отсутствие обычной суеты посетителей и персонала, его охватило беспокойство иного рода. Во рту у него пересохло, и он не знал, чем вызвано это необычное напряжение — тревогой за Линн или жутью здешней атмосферы. Они миновали еще несколько дверей, и Бишоп невольно подумал о том, что скрывается за этими дверями, что происходит в душах этих несчастных.

— Вот мы и пришли. — Высокая остановилась возле комнаты, которую, как он знал, Линн делила еще с тремя пациентками. В Фэрфилде палаты были небольшими, и врачи не видели необходимости отделять своих подопечных друг от друга, хотя и считали, что количество пациентов должно быть сведено до минимума.

— Мы не потревожим остальных? — спросил Бишоп.

— Они крепко спят. Я проверяла как раз перед вашим приездом. Можете войти, ваша жена ждет вас.

— Доктор Краучли с ней?

— Он скоро подойдет. Он хочет, чтобы вы немного побыли наедине.

У Бишопа засияли глаза и напряжение спало.

— Она?..

Женщина в белом халате приложила палец к губам, мило улыбнулась и блеснула глазами, заметив его радостное предвкушение. Она открыла дверь и жестом пригласила его войти. Он тихо произнес: «Благодарю» — и вошел в комнату. Дверь за ним закрылась.

Маленький ночник на тумбочке слабо освещал кровать Линн в углу у окна. Она с закрытыми глазами полулежала на подушках — должно быть, задремала, пока его ждала. Уверенный, что вокруг все спят, Бишоп на цыпочках подошел к кровати Линн. Его глаза увлажнились, во рту по-прежнему было сухо.

— Линн, — нежно произнес он, присев на краешек кровати. — Линн, ты не спишь?

Он прикоснулся к ее руке, лежавшей поверх покрывала, и легонько потормошил. Линн медленно повернула голову, и он увидел на ее лице усмешку. Он оцепенел и насторожился.

— Линн!

Ее глаза были по-прежнему безумны. Безумие сквозило и в ее усмешке. Она начала приподниматься на постели, и Бишопу показалось, что другие тоже привстали на своих кроватях, окутанных сумраком. Кто-то захихикал.

Губы Линн влажно блеснули, и, откинув покрывало, она потянулась к нему. Он едва удержался, чтобы не отпрянуть.

— Не вставай, Линн.

Она улыбнулась.

Из-под покрывала выскользнула ее нога. Ее рука легла на плечо Бишопа.