– Ланч хочешь? – спросила Люси, вставая и стряхивая землю с джинсов.
Я выставил руки в стороны под прямым углом, ощущая, как зудит кожа, и понял, что мои запястья онемели, хоть они и отстукивали ритм, который показала Люси. Когда я встал, пол хогана, казалось, качался, как в надувной палатке, в которые я иногда заходил, когда одноклассники праздновали дни рождения. Мне не хотелось глядеть назад, но я сделал это. Танцующий Человек медленно качался, а ветра не было…
Я снова обернулся, но Люси уже вышла из хогана. Не хотелось оставаться там одному, поэтому я бросился к занавеси из шкуры и вздрогнул от солнечного света и вида моего деда.
Он сидел в кресле-каталке, ровно посередине между хоганом и задней стеной дома. Должно быть, он все время был там, подумал я, но почему-то остался незамеченным, когда я входил. Следовало признать, что за годы, в которые я его не видел, деду стало гораздо хуже. Он не мог бы сам выехать на каталке.
Для начала у него отваливалась кожа. На открытых местах виднелись дряблые складки желто-розового цвета. То, что было под ними, выглядело еще ужаснее. Не красное и не кровоточащее. Просто отсутствие кожи. Слишком сухое. Слишком бесцветное. Он выглядел, как пустая кукурузная лузга.
Рядом с ним на ржавой голубой тележке лежал цилиндрический серебристый баллон с кислородом. От крана на баллоне к синей маске на рту и носу тянулась прозрачная трубка. Глаза деда из-под тяжелых век были направлены на меня, похоже, уже не способные двигаться.
«Оставь его здесь, и ему глаза просто песком засыплет», – подумал я.
– Пойдем, Сет, – сказала Люси, не говоря ни слова деду, даже не подав вида, что заметила его.
Я уже взялся за дверь-ширму и почти вошел, когда расслышал его слова. И остановился. Это, должно быть, сказал он, но этого просто не могло быть. Я обернулся и увидел, что его затылок откинулся к верхней части кресла. Я обошел его стороной и заглянул в лицо. Глаза были все так же неподвижны, кислородный баллон не шумел. Но маска запотела, и я снова услышал шепот.
– Руах. – Так он всегда называл меня, если вообще ко мне обращался.
Несмотря на жару, у меня по коже пошли мурашки, по рукам и ногам. Я не мог пошевелиться. Не мог ответить. «Надо бы поздороваться, – подумал я. – Что-то сказать».
Вместо этого я ждал. Через пару секунд кислородная маска снова запотела.
– Деревья, – прошептал еле слышный голос. – Крики. Среди деревьев.
Одна из ладоней моего деда поднялась с подлокотника где-то на дюйм и снова упала.
– Терпение, – сказала Люси, стоя в дверях. – Пойдем, Сет.
На этот раз дед ничего не сказал, когда я проскользнул мимо него и ушел в дом.
Люси подвинула ко мне бутерброд с болонской колбасой, пакет «Фритос» и пластиковый стакан с яблочным соком. Я взял бутерброд в руку, но понял, что не могу представить его у себя во рту, и бросил его на тарелку.
– Лучше ешь, – сказала Люси. – День еще не кончился.
Я поел немного. Через некоторое время Люси села напротив меня, но больше она ничего не сказала. Просто грызла палочку сельдерея и глядела на то, как песок на улице меняет цвет по мере движения солнца к западу. В доме царила тишина, на столе и стенах ничего не было.
– Можно тебя кое о чем спросить? – наконец сказал я.
Люси мыла мою тарелку в раковине. Не обернулась, но и не отказала.
– Что мы делаем? В смысле, там, снаружи?
Нет ответа. Через дверь кухни я видел гостиную деда, деревянный пол в пятнах и единственное коричневое кресло у стены напротив телевизора Мой дед, пока не спал, проводил каждую минуту жизни на этом самом месте лет пятнадцать, если не больше, как будто его там не было.
– Это же Путь, так ведь? – спросил я, и Люси закрыла кран.
Когда она обернулась, выражение ее лица было таким, как прежде, – немного насмешливым и недовольным. Она сделала шаг к столу.
– Мы это в школе проходили, – сказал я.
– Правда?
– Мы многое проходили про индейцев.
Появившаяся на лице Люси улыбка была жестокой. Или, может, усталой.
– Тебе полезно, – сказала она. – Пойдем. У нас не слишком много времени.
– Это для того, чтобы дедушке стало лучше?
– Твоему дедушке ни от чего лучше не станет.
Не дожидаясь меня, она вышла через дверь-ширму на жару.
На этот раз я заставил себя остановиться у кресла деда. Но слышал только шипение кислородного баллона, будто пар шел из раскаленной земли. Кислородная маска не запотела, сквозь шипение не послышалось никаких слов, я пошел в хоган следом за Люси и дал занавеси из шкуры упасть, плотно закрывая проход.