Тьма

И только Малёк оставался податливым и благодарным за ласку. Сколько раз они вот так сидели в кабинете, она протирала перекисью его царапины и дула на ранки, разговаривала, только бы Савелий не замыкался. Беседы с классом, родителями, инспектором по делам несовершеннолетних не помогали – десятиклассникам надо было куда-то стравливать злость, и они поколачивали безропотного Малька, который со смирением принимал их тумаки и шлепки.

Все, что оставалось Чашечке, – поддерживать его и растить в нем духовную силу, чтобы он научился давать отпор, но Савелий только плакал и шел к ней за спасительным человеческим теплом.

Она усадила паренька за парту, прикрыла дверь, в замочную скважину которой заглядывали любопытные пятиклассники. Присела рядом, крепко стиснула влажную ладонь.

– Что?..

Он всхлипнул, горбя спину. Губы его дрожали, прыгали от отчаяния, и Чашечка снова мягко погладила паренька по плечу.

– Поговори со мной, пожалуйста.

– Это Славик, – прошептал Малёк. – Он сказал, что если это я… я их убиваю… то он меня закопает… Он ударил, по лицу. Но я никого не трогал! Не убивал! Я бы не стал… – Он глянул на учительницу ясными глазами, и Чашечка сочувственно закивала головой.

Она набрала в целлофановый пакет ледяной воды из-под крана, принесла Савелию и помогла прижать компресс к желтоватой скуле. Тот, вздрагивая, все еще не мог справиться со слезами.

– Знаешь, они просто боятся. Они с ума сходят от страха, – тихо сказала она, придерживая холодный пакет. – Не держи на них зла. Я понимаю, что это трудно, но ты не должен…

– Я и не злюсь, – сказал он тихонько. – Я просто не понимаю… За что они бьют?

– Так они чувствуют себя сильными, – невесело усмехнулась она, приглаживая его волосы. – Но в этом кроется их самая большая слабость, они могут напасть только толпой. Только когда кто-то стоит за их спиной. Ты тихий, вежливый, и они считают, что могут вот так… Но это неправильно. Неправильно и некрасиво.

– Это когда-нибудь закончится? – спросил он и глянул на нее с такой надеждой, что у Чашечки свело скулы от жалости к этому мальчонке, тело которого неожиданно выросло до размеров десятиклассника, затаив внутри детскую душу.

– Мы справимся. Вместе. Занятия с психологом помогают?

– Вроде бы. Все еще тяжело, но я стараюсь…

– Ты молодец, – похвалила Чашечка и тут же спросила: – Савелий, как ты думаешь, кто мог их убить?

Он помолчал, покусывая губы. Слабенький, едва зарабатывающий хлипкие тройки, Савелий пошел в десятый класс просто так, не решившись уйти в колледж. Но Чашечка порой спрашивала его мнение по разным вопросам, потому что эту светлую голову частенько посещали верные мысли.

– Когда они бьют, то всегда начинает кто-то один, – шепотом поделился Малёк, косясь на дверь. – Но потом… Они подбегают все разом. Даже те, кто со мной общался. И бьют. Все вместе. Мне кажется, внутри каждого из них есть тот монстр, что убивает наших одноклассников…

По спине у Чашечки поползли мурашки. В коридоре взревел звонок, и пятый класс гурьбой ввалился в кабинет, мельтеша и перебрасываясь рюкзаками. Малёк торопливо поднялся с места.

– Приходи на следующей перемене! – крикнула Чашечка ему вслед. – Поговорим.

Но он так и не пришел.

После уроков Чашечка вновь стояла возле окна и смотрела, как десятиклассники разбредаются по домам. Нет, они не шли толпой, но то и дело кто-то выходил парочками, кто-то тройками… Кто-то догонял одноклассников, торопливо размахивая шапкой в воздухе. Одиноким ушел Малёк, натянувший капюшон на самые глаза, следом за ним проползла широкая фигура Славика.

Усевшись за учительский стол, заваленный бумагами и тетрадями, Чашечка вытащила чей-то ободранный листочек с жирной двойкой и принялась рисовать. Красная ручка оставляла алые полосы на линованном листе, а Чашечка все выводила какие-то фигуры и контуры, раздумывая об убийствах, позволяя руке идти следом за мыслью.

– Екатерина Витальевна! – раздался с порога визгливый голос. В дверном проеме, с интересом изучая вырванный замок, стояла историчка. – День добрый! Твои сегодня три двойки схлопотали. Савелий этот, Аглая и Максим. Уже без Шмальникова и Абдрахимова остались, а все туда же. Чем администрация думает, когда таких в десятый класс берет?! А Славик твой вообще рисует уроки напролет.

Чашечка прикрыла рукой свой кривоватый рисунок и улыбнулась через силу:

– Я поняла. Будем применять меры. Спасибо, что рассказали.

– Применяйте! – рявкнула историчка и, оглядевшись на прощание, все-таки ушла.

Чашечка выдохнула и посмотрела на листочек. Две руки крепко держались друг за друга, переплетаясь длинными пальцами. Подумав, учительница подтянула к себе список класса, в котором перечеркнутые синей ручкой фамилии встречались все чаще и чаще, постучала по столу ногтями и принялась обзванивать родителей.