Тьма

– Потому что иногда жертвы тоже могут стать сильными. – Он оскалился в жуткой улыбке, и Мишка дернулась, не в силах сдержаться. – И тогда вершится справедливость.

– Справедливость… – Слово укололо язык, и Мишка сморщилась. С ее ресниц закапали слезы. – Это называется убийство, Слав, а не справедливость. Убийство. Вот и все.

⁂

…До первой расплаты оставалось совсем немного.

Снег ударил в лицо ворохом ледяных игл, забился под воротник и обжег зубы студеным холодом. Славик зажмурился, инстинктивно выбросил вперед руки, но было поздно – он с размаху упал в рыхлый сугроб, пахнущий заводским смогом и гарью.

Удары не заставили себя ждать. Тяжелые ботинки били куда придется, болезненно взвыли ребра, и Славик заскулил едва слышно, пополз, сам не зная куда. Глаза покалывало мелкими льдинками, портфель на спине казался черепашьим панцирем, вдавливал Славика в снег. Кулаки – чужие и беспощадные.

Хохот взорвался над головой. Словно вспышка, бомба, конец света.

– Куда собрался? – глумливо поинтересовался знакомый голос, и Славика дернули вверх, содрали с макушки шапку и запустили холодные пальцы в волосы. Славик полудохлой рыбиной забился в чужих руках.

– Отстаньте! – выдохнул он гневно (как он думал) и плаксиво (как это услышали все вокруг, отчего ржание стало уж совсем нестерпимым). Уши вспыхнули жаром, Славик попытался вырваться из крепкого захвата, но только завозился в жилистых руках, словно пронзенная насквозь бабочка. У его отца была такая коллекция – мертвые ажурные насекомые, расправившие потускневшие хрупкие крылья, которые ни в коем случае нельзя было трогать.

Эти бабочки всегда завораживали Славика.

– Ну и лежи тогда, жирдяй. – Леха ткнул его лицом в снег и выпрямился, отряхивая ладони. – Пусть лежит, а то плакать сейчас начнет.

Славик притих, надеясь, что они и правда уйдут, – скрипящие шаги и громкие голоса чуть сместились вправо, а потом отдалились, в конце концов растаяв посреди холодного воздуха. Он лежал, чувствуя, как немеет нос от мерзлого снега.

Перевернувшись, Славик расправил руки, словно раскрывался перед низким небом. Куртка задралась, обнажая толстое брюхо, за которое его дразнили даже пятиклашки – мелкие и противные, они мигом улетучивались, стоило ему неловко обернуться. В такие минуты над Славиком смеялись всей толпой, а он безобразно краснел, становясь на вид еще толще, еще смешнее…

Он отдернул куртку, словно не хотел давать небу лишний повод для насмешек. В груди воцарилась пустота, на языке горчил грязный снег, а мир вокруг стал таким серым и невзрачным, что Славику и хотелось бы закричать, только бы разрезать, распороть этот мягкий невыразительный шум, но голоса все еще маячили где-то там, неподалеку, и Славик не рискнул даже пискнуть.

Школа нависала над лежащей фигуркой – приземистая и тусклая, с желтыми пятнами глазниц: где-то все еще кипела жизнь, хоть сумерки и начали пачкать улицы небольшого города. Славик смотрел на школу, и темная ненависть закипала в нем с новой силой.

Почему она стоит себе, молчаливая и бесстрастная, замок его несбывшихся надежд?.. Почему глядит на распростертого Славика как на букашку, недостойную, мелкую и неважную?

Мимо проходили младшеклассники – брели парочками и тройками, с интересом поглядывая на пухлое тело. Прошла мимо и Вера, скользнула по Славику безразличным взглядом и чуть ускорила шаг, словно боялась выпачкаться. Вера… Красивая тонкая Вера с поблескивающими светлыми волосами, с холодными глазами, умная и прекрасная Вера. К ней все относились по-разному: кто-то считал ее легкомысленной, кто-то гордячкой, кто-то и вовсе прекрасным созданием…

Славик был ею одержим.

– Вставай. – Сухой голос царапнул по ушам. Славик глянул на склонившегося одноклассника. Витя стоял, нахохлившись, и протягивал бледную ладонь.

– А ты чего не с ними? – с вызовом бросил Славик, вспомнив хохот и зуд под ребрами. Плохо, что вместе с Лехой были и девчонки. Он помнил их звонкий смех, а значит, слухи снова поползут по грязной школе…

– Я вообще ни с кем, – отозвался Витя и тряхнул рукой. – Помочь или так и будешь тушей валяться?

Вместо ответа Славик вцепился в протянутую ладонь.

Встал, стряхнул с себя налипший снег, а Витя вновь воткнул в уши свою визгливую музыку и пополз домой, покачиваясь в такт басам. Славик проводил его завистливым взглядом.

Тающие льдинки, забившиеся под воротник, обжигающими струйками скользили по широкой спине, и Славик морщился, чувствуя, как эта несвежая вода потоками хлещет прямо в его гулкую душу.

Он ушел за облезлые ворота, даже не заметив, что кое-кто пристально смотрит ему в спину, затаившись за бледной колонной у школьного крыльца. Девушка в сером пуховике, поправляя бесцветные волосы, задумчиво грызла карамельку на палочке и щурила близорукие глаза.

В них нерешительность плескалась на пару с обжигающей жалостью.

…Дом встретил влажным жаром. Стянув мокрый шарф и застывшую колом шапку, Славик бросил на пол ранец и выдохнул горечь из широкой груди. В дверях кухни мигом показалась румяная мама. Улыбаясь во все зубы, она хлопнула в ладоши, стряхивая с них муку.