Тьма чернее ночи

Дело также имело степень секретности, обычно не встречавшуюся в уголовных процессах. Чтобы выдвинуть обвинение против Стори, обвинители, назначенные на процесс, предъявили свои доказательства большому жюри. Такой ход позволил им обойти предварительные слушания, где большинство доказательств, собранных против обвиняемого, обычно становятся достоянием гласности. Без информации по делу журналистам пришлось разрабатывать свои источники в лагерях и обвинения, и защиты. Однако, кроме общих мест, в прессу просочилось очень немногое. Доказательства, которые обвинение использует, чтобы привязать Стори к убийству, оставались неизвестны и только усиливали интерес к процессу. Пресса неистовствовала.

Именно это неистовство убедило окружного прокурора перевести слушание в большой зал в Ван-Нуйсе. Вторую скамью присяжных также заняли журналисты, а свободная комната для совещаний превратилась в пресс-центр, куда транслировали картинку из зала для репортеров рангом пониже. Решение прокурора, которое давало всей прессе – от "Нэшнл инкуайрер" до "Нью-Йорк таймс" – полный доступ к процессу и его участникам, гарантировало, что разбирательство станет первым полнокровным СМИ-цирком нового века.

На основной арене этого цирка за столом обвинения сидел и детектив Гарри Босх, главный следователь по делу. Все предварительные статьи в прессе делали одно заключение: обвинение против Дэвида Стори завязано на Босхе. По слухам, улики, подтверждающие обвинение в убийстве, были косвенными; обоснование дела исходило от Босха. В прессу просочилось только, что Босх якобы утверждал, будто бы наедине, когда под рукой не было ни других свидетелей, ни записывающей аппаратуры, Стори самодовольно признался, что совершил преступление, и похвалялся, что ему ничего за это не будет.

Вот все, что знал Маккалеб, когда незадолго до полудня входил в суд Ван-Нуйса. Он встал в очередь, чтобы пройти через рамку металлоискателя, и это напомнило ему, как изменилась его жизнь. В прежние времена – когда Маккалеб работал в Бюро – достаточно было показать значок, и иди без очереди. Теперь он стал обычным гражданином. Приходилось ждать.

Коридор четвертого этажа был забит людьми. Маккалеб заметил, что у многих стопки больших фотографий кинозвезд, которые, как надеялись поклонники, будут присутствовать на процессе либо как зрители, либо как свидетели со стороны защиты. Маккалеб прошел к двойным дверям в зал, однако один из двух полицейских на входе заявил, что зал суда забит полностью, и указал на выстроившуюся вдоль веревки длинную очередь. Эти люди ждали возможности войти. Каждый раз, когда кто-то выходил из зала, другой человек мог войти. Маккалеб кивнул и отошел в сторону.

Немного дальше по коридору он заметил открытую дверь, у которой сновали люди. Среди них он узнал репортера местных теленовостей. Очевидно, это был пресс-центр, и Маккалеб направился туда.

Заглянув в открытую дверь, он увидел два больших телевизора, установленных высоко по углам комнаты, где несколько человек столпились вокруг большого стола для совещаний присяжных. Журналисты. Они печатали на ноутбуках, писали в блокнотах, ели сандвичи. В центре стола стояло множество пластиковых стаканчиков с кофе и газировкой.

Маккалеб посмотрел на один из экранов. Суд еще не закончился, хотя время уже за полдень. Камера показала Гарри Босха, сидящего за столом обвинения в компании с мужчиной и женщиной. Не похоже, что детектив обращал внимание на происходящее вокруг. На трибуне между столами обвинения и защиты стоял знакомый Маккалебу человек. То был Дж. Ризн Фауккс, главный защитник. За столом слева от него сидел обвиняемый, Дэвид Стори.

Маккалеб не слышал звука, но знал, что Фауккс не произносит речь: адвокат смотрел на судью, а не в сторону скамьи присяжных. Скорее всего юристы обсуждали поданные в последнюю минуту ходатайства.

Оба экрана переключились на новую камеру, направленную прямо на судью, который начал говорить – очевидно, объявлял свои решения. Маккалеб заметил имя на табличке – "Судья Высшего суда[9] Джон А. Хоктон".

– Агент Маккалеб?

Маккалеб обернулся. Стоявший рядом человек казался знакомым...

– Просто Маккалеб. Терри Маккалеб.

Мужчина протянул руку:

– Джек Макэвой. Я как-то брал у вас интервью. Короткое, По делу "Поэта".

– Ах да, теперь вспомнил. Это было довольно давно.

Маккалеб пожал ему руку. Он помнил Макэвоя. Тот впутался в дело "Поэта" и потом написал об этом книгу. Участие Маккалеба в том деле было в общем-то второстепенным – когда расследование переместилось в Лос-Анджелес. Он так и не прочитал книгу Макэвоя, но был уверен, что ничего к ней не добавил и скорее всего не упомянут там.

– Я думал, вы из Колорадо, – сказал он, вспомнив, что Макэвой работал на какую-то газету в Денвере. – Вас послали освещать процесс?

– Да. А у вас хорошая память. Я оттуда, хотя теперь живу здесь. Внештатник.

Маккалеб не знал, о чем еще говорить.

– Для кого вы работаете?

– Пишу еженедельные отчеты для "Нью таймс". Слышали о такой?