Тьма египетская

Хека гнал от себя дурные мысли, но тут же начинал снова и снова мысленно перебирать ячейки той защитной сети, что призвана скрыть от любопытствующих его прежнюю жизнь и присвоенное имя. А вдруг в Аварисе есть люди, специально выученные для распознавания обманщиков такого рода, и стоит ему войти в городские ворота, ему сразу и зададут вопрос, на который у него не будет ответа.

И самое смешное — это ведь город мужчин. Конечно, однорукий, старый, чернозубый человечек, вроде него, не так привлекателен, как стройный мальчик Мериптах, но как знать... Нет, нет, чушь, чепуха. Уж если этого бояться...

Колдуна толкнули в плечо. Оказывается, он умудрился заснуть и начал вползать в глупое сновидение. Зачем разбудили-то?

Ответ потряс колдуна до глубины души своей неожиданностью:

   — Аварис.

   — Кто ты? — спросил сухощавый, большеголовый человек, глядя на Хеку большими усталыми глазами.

Разговор происходил в пустой комнате без окон, с оштукатуренными, но не расписанными стенами, что выглядело странно — зачем штукатурить, если не собираешься украсить? Большеголовый, видимо, местный чиновник, сидел не на пятках с вощёной дощечкой в руках, а за высоким столом, какие в Египте и в межречье используются в погребальных церемониях. Перед ним лежал развёрнутый свиток, в занесённой руке поблескивало острым концом стило. И одет он был странно, в синюю тунику из грубой холстины, перехваченную плетёным кожаным шнуром на талии. В правом ухе серебряная серьга, на поясе чернильница. Наряд отчасти островной, отчасти финикийский, в чём-то моряцкий, но похожий и на канцелярский. С самого первого шага Аварис начал удивлять колдуна-обманщика, привыкшего ничему не удивляться.

Колдун не без трепета вытащил из складок своего грязного набедренника папирус Андаду. Не переусердствовал ли он, вписав туда имя Сетмос, что означало: Сет доволен? Такое явное заигрывание с местным божеством... Но большеголовому, кажется, было всё равно, как зовут нового гостя столицы.

   — Ты торгуешь благовониями?

   — Да.

   — Ты только торгуешь или умеешь также смешивать их?

Лишь мгновение Хека был в замешательстве, но тут же сообразил, что имеется в виду. Умеет ли он из нескольких разных запахов изготовить новый запах? В некоторых храмах любят воскуривать своему божеству благовония, которых нет более нигде. Он видел такое в Сузах, и ухищрения тамошних жрецов показались ему смехотворными по своей простоте. Что ж, если убийца Озириса хочет благоухать как-нибудь по-особенному, он поможет ему.

   — Да. Я смешиваю.

   — Умеешь ли ты смешивать лишь вещества для воскурения или же можешь также изготовить масла для умащивания?

Финикияне жгут перед статуями Ваала и Астарты целые связки благовонных кореньев, а в Васугани, к примеру, своих истуканов любят купать в пахучих водах.

— Умею.

Большеголовый задумался, потом стал что-то записывать. Хека-Сетмос попытался определить по его виду, какое он тут занимает положение. Просто писец? Пишет. Что он там такое пишет? Сетмос продолжал осваиваться в обстановке. Мгла неизвестности, столь томившая его перед непосредственным вступлением под руку Авариса, перестала казаться непроницаемой. Он полагал, что раз в его дело вникают столь детально, то вряд ли для того, чтобы немедленно зарезать. Да, торжественного знакомства со столицей великого и нечистого царства не получилось. Его, благовонного гостя, сразу, не дав даже окинуться взглядом и распорядиться судьбой товара, увлекли с борта лодки в тёмный коридор, из него в другой, тоже тёмный, и так водили до тех пор, пока он не оказался в этой унылой комнате. С той стороны, за дверью, осталась пара угрюмых провожатых, одетых в такие же, как и у писаря, рубахи, только кожаные, и с мечами на поясе вместо чернильницы. Если бы Хека точно не знал, что находится в царском городе, то мог бы подумать, что его затащили в подземную нору, местопребывание маленького, скрытного, бедного племени. Кстати, что там с нубийским грузом? Вроде бы подле него встал человек с копьём, но хотелось бы знать вернее, что он не разлетается сейчас по каморкам местного портового ворья.

Хека кашлянул и начал осторожно выстраивать соответствующий вопрос, благо языком допроса был восхитительно гибкий язык Черной Земли, так что можно было в одной фразе совместить и справедливое опасение за судьбу товара, и полную покорность властям.

Большеголовый оторвал взгляд от записей и подал команду стражникам за дверью. Они молча вошли, молча выслушали приказ писца и молча вывели Хеку из комнаты.