Тьма, – и больше ничего

– Вам нужно на кого-то перенести этот вес. Простыми словами, если хочешь избавиться от дерьма, наложи под дверь соседу.

– Понимаю. – Еще бы. Чего тут непонятного?

– Но это должен быть не просто случайный человек. Нельзя принести в жертву абы кого. Нужен тот, к кому вы испытываете ненависть. У вас есть кто-нибудь на примете, мистер Стритер?

– Скажем так, я не фанат Ким Чен Ира. А еще я считаю, что для подонков, подорвавших наш эсминец «Коул» [45], тюрьма – слишком мягкое наказание. Но вряд ли…

– Говори серьезно или вали, – резко произнес Элвид. Он опять стал казаться выше. Наверное, побочный эффект от таблеток, предположил Стритер.

– Если вы имеете в виду мою частную жизнь, то таких нет. Есть люди, которые мне не нравятся, – например, моя соседка миссис Денбро вечно забывает закрыть крышку мусорного бака, и когда дует ветер, дерьмо разлетается по моей лужай…

– Переиначивая слова покойного Дино Мартино [46], каждый из нас порой кого-то ненавидит.

– А вот Уилл Роджерс [47] говорил, что…

– Уилл Роджерс – пижон в шляпе, играющий в ковбоя. Если вы ни к кому не испытываете ненависти, нам не о чем разговаривать.

Стритер как следует обдумал слова Элвида и, опустив взгляд, произнес слабым, незнакомым голосом:

– Пожалуй, я ненавижу Тома Гудхью.

– Кто он вам?

Стритер вздохнул.

– Мой лучший друг с начальной школы.

На секунду воцарилось молчание, потом Элвид гулко расхохотался. Он вышел из-за стола, хлопнул Стритера по спине (его ладонь ощущалась холодной, а пальцы – длинными и тонкими, а не коротенькими и толстыми), вернулся к складному стулу и, по-прежнему фыркая и хохоча, плюхнулся на него. Его лицо побагровело, текущие по щекам слезы в лучах закатного солнца тоже казались красными, прямо-таки кровавыми.

– Ваш лучший… с начальной школы… ой, не могу…

Элвид зашелся в очередном приступе смеха; он подвывал и трясся, его подбородок, необычно острый для пухлого лица, ходил туда-сюда на фоне безоблачного, но темнеющего неба. Наконец он кое-как успокоился. Стритер подумал было предложить ему платок, но решил, что не хочет марать его о придорожного торговца.

– Великолепно, мистер Стритер, – прохрипел Элвид. – Я смотрю, мы с вами поладим.

– Отлично, – отозвался тот и сделал шажок назад. – Очень рад, что мне уготовано еще пятнадцать лет жизни. Но я припарковался на велосипедной дорожке, а это нарушение. Меня могут оштрафовать.

– Не стоит беспокоиться, – сказал Элвид. – Если вы заметили, с тех пор как мы с вами вступили в переговоры, мимо не проехал ни один частный автомобиль, не то что полиция. Когда я обсуждаю с серьезным человеком серьезную сделку, дорожное движение мне не помеха, уж поверьте.

Стритер тревожно огляделся. Издалека доносился гул машин, едущих по Уитчем-стрит в сторону Апмайл-Хилл, но здесь было совершенно пусто. Естественно, напомнил он себе, после окончания рабочего дня тут всегда свободно.

Но чтобы совсем никого? Ни одной машины? В полночь – да, но не в половину восьмого.

– Расскажите, за что вы ненавидите своего лучшего друга, – ободряюще произнес Элвид.

Этот тип чокнутый, напомнил себе Стритер. Даже если разболтает, никто ему не поверит. Эта мысль помогла раскрепоститься.

– В детстве Том был симпатичнее меня, да и сейчас выглядит гораздо лучше. Он занимался в трех спортивных секциях, а я мог похвастаться успехами только в мини-гольфе.

– Вряд ли вокруг мини-гольфистов скачут хорошенькие чирлидерши, – заметил Элвид.

Стритер невесело улыбнулся.

– У Тома светлая голова, но в старших классах он валял дурака. В колледже тоже практически не учился, однако как только его угрожали исключить из команды за неуспеваемость, немедленно впадал в панику. Угадайте, кто приходил ему на помощь?

– Конечно, вы! – вскричал Элвид. – Старый, добрый и надежный друг! Не сомневаюсь, вы его подтягивали, делали за него курсовые и даже старались писать с ошибками, чтобы преподы ни о чем не догадались.

– Виновен по всем пунктам, что уж там. На последнем курсе, когда Том выиграл первенство штата, я учился за двоих – за Дэйва Стритера и Тома Гудхью.

– Жесть.

– Это еще не жесть. У меня была девушка, красавица. Ее звали Норма Уиттен. Темные волосы, карие глаза, безупречная кожа, высокие скулы…

– И грудь, которую…

– Да-да, но даже если не принимать в расчет ее сексапильность…

– Которую, разумеется, нельзя не принимать в расчет…

– …я любил ее. И знаете, что сделал Том?

– Украл ее у вас! – возмущенно воскликнул Элвид.

– Вот именно. Представляете, они пришли ко мне вдвоем. Типа, чтобы все прояснить.

– Надо же, какое благородство!

– Оправдывались, мол, не могли справиться с чувствами.

– Дескать, у них любовь. Любоффь.

– Ага. Неуправляемая стихия, мы над собой не властны и прочая хрень.

– Дайте угадаю. Он ее обрюхатил.