Тьма и пламя

Конечно, и речи быть не могло о том, чтобы полностью доверять друг другу. Это было некое зыбкое временное перемирие или союз, объединивший нас перед общим врагом. Но я все же был склонен верить, что дрались томаринцы с честью, не уступая нашим воинам. Хотя и прятали свои лица за масками, по понятной причине.

Но под конец нечто изменилось. Нам объявили, что едва враг стал отступать, как разбойничий клан прервал перемирие и атаковал королевские войска на территории леса. Все горело… Небо было черно от дыма. Я не возьмусь сказать, сколько томаринцев пали в том бою. Как и до сих пор не могу понять причины их предательства. Мы не собирались нарушать перемирие. И вскоре покинули бы эти земли. В ту пору не до разбойников было. Да и разумно ли выступать против отряда огнетворцев, который тогда числился в подчинении хозяина? Многие томаринцы были убиты…

Упомянуть хозяйке тот факт, что в разбойничьем клане находились и женщины, и дети, Соран не решился. Как и никогда не признался бы Синхелму, что нарушил его приказ, спасая одного из лесных мальчишек. Жив ли он сейчас? Смог ли выбраться из горящего леса? Рана была достаточно серьезна. Как его звали? Яр, кажется…

– Вы были дочерью кого-то из томаринцев, полагаю. Я не присутствовал при гибели ваших настоящих родителей. Но когда хозяин вернулся в лагерь и привез вас, то назвал сиротой. Я помню, как принимал вас из его рук. Казалось, что тельце в моих руках не весило ничего… В ту пору вы походили на госпожу Нерайн. Так же молчали, и память оставила вас. Хозяин приказал взять вас с собой в Беренгард. По возвращении велел звать Вандой. Кто посмел бы ослушаться? Все прекрасно поняли, чего желал Синхелм. И сделали вид, что так и должно быть.

Служанки отмыли вас, вплели в косы любимые ленты покойной госпожи и надели ее платье. А затем отвели к хозяйке… Слабость рассудка не позволила бедняжке распознать подмену. Опасаясь, что память могла к вам вернуться, решено было использовать морок. Нерайн словно ожила в те дни. Снова заговорила, снова смеялась. Не отпускала вас от себя ни на минуту. Тогда мне действительно хотелось оправдать поступок хозяина…

– Но однажды Нерайн поняла, что я – фальшивка, верно? – Трин не узнавала свой голос.

– Да.

Зиль устроился рядом с хозяйкой под деревом. Ткнулся головой в ногу, выражая поддержку. Трин провела ладонью по прохладной призрачной шерсти, чувствуя, как стихает дрожь в пальцах. Будто фамильяр и в самом деле мог поглотить хоть каплю ее печали. Соран некоторое время молчал. Трин прекрасно понимала, что страж снова пытается решить, что именно сказать, чтобы не ранить ее.

Воин шумно вздохнул, и часть ствола за его спиной покрылась инеем, как и листья над головой. Листья сверкали теперь на солнце, иней и не собирался таять. Что сказать ей? Что? Тогда девочка только стала привыкать к хозяйке. Доверилась ей. Приняла ее как мать. Отогрелась сама и уже считала Беренгард своим домом. И зачем боги даровали Нерайн ясность памяти в тот день?

Она словно обезумела… Металась по замку, причитала, грозилась спалить все дотла. Что едва и не удалось, благо его силы хватило, чтоб остановить огонь в северном крыле замка. А чужое дитя проклинала, требуя немедленно избавиться от него. И вот казалось, что к вечеру притихла, вновь вернулась к прежнему состоянию. Думал так и Синхелм. Но той же ночью Нерайн бросилась из окна, стоило служанке заснуть.

Когда жена покинула этот мир, Синхелм практически не возвращался в Беренгард. Наведывался лишь иногда, и то старался не задерживаться подолгу. Видимо, слишком тяжелы были воспоминания. А дитя вновь пришлось лишить памяти, наведя морок. Это стало меньшим злом, по мнению Сорана. Пусть заклинания так оплели разум девочки, что грозили навсегда лишить воспоминаний и возможности вернуть их. Но она жила в счастливом неведении все эти годы, будучи любима. Пусть только им, насколько это мог позволить себе страж. Несчастное дитя…

– Потрясение было слишком сильным для госпожи Нерайн. Сердце ее не выдержало, – сдержанно проговорил Соран, опуская горькие подробности. К чему они, спустя столько лет? – Ее не стало. Хозяин слишком дорожил ею, вот и не женился второй раз. Вы остались в Беренгарде как его дочь.

Страж замолчал. Не решалась и Трин произнести хоть слово. Подняла голову, наблюдая за тем, как сверкало над нею дерево, укрытое инеем вопреки душному дню. Прохлада окутывала ее, стирая уже проступавшие на ладонях руны. И Трин сильнее прижималась к стволу, вбирая в себя такой необходимый холод. Понимала, что таким образом Соран прощался, обнимая ее своей успокаивающей стихией. Прощался, сказав напоследок, что и сам не собирался более возвращаться в Беренгард. Вернется к своему клану…