Тьма императора (СИ)

В висках запульсировало сильнее. Как же он ненавидел эти дурацкие неразрешимые проблемы, которые как ни разрешай — все плохо. И разрешать ведь приходится ему. Еще и Арчибальд уже почти месяц как торчит возле Геенны, ни разу еще не возвращался. Оно объяснимо — все-таки Эн вышла замуж за Берта Арманиуса, а двоюродный брат имел виды на эту девушку. Но так нельзя. Тем более, что Геенна из этих четырех недель была активна только полторы — остальное время Арчибальд, как докладывали Арену, пропадал у местных дамочек легкого поведения.

Пора бы его вернуть. — Я передам ваши вопросы его высочеству Арчибальду и попрошу его присутствовать на совещании в следующую среду. Обсудим поправки к закону с учетом пожеланий вашего ведомства. И сразу после совещания Арен отправил брату краткое сообщение через браслет связи.

«Возвращайся. Ты нужен здесь». Император немного нервничал из-за того, что попасть на обед так и не получилось — перекусывал он на ходу между совещаниями. Были еще и внеплановые визитеры, на которых тоже ушло время, и освободился Арен только перед ужином. Охрана докладывала о том, как проходит день у детей и жены, и император остался доволен этими докладами. Жена вела себя предсказуемо, но пока терпимо, а вот новая аньян удивляла. Даже охранники — на что уж невозмутимые люди, повидавшие с его семьей многое, — и те удивлялись. Виктория провоцировала Софию на конфликт, но девушка не просто не реагировала — она иногда проявляла к императрице явную симпатию. Это была какая-то загадка, которую Арену очень хотелось разгадать.

Ужинал он с женой и детьми, слушая их живые рассказы о прошедшем дне. Виктория умильно улыбалась — и от нее к нему шли редкие и такие порой нужные волны покоя, что Арену не хотелось, чтобы это прекращалось. Поначалу жена только чуть холодела, когда речь шла об аньян, но потом перестала обращать внимание. Не удивительно — дети упоминали Софию через слово. «София сказала, София сделала, София умеет, София то, София это». Они были очарованы ею. Предсказуемо — эта девушка была совершенно очаровательна.

«Адриан наверняка клюнет, — подумал Арен и с удивлением ощутил, как его кольнуло злостью. — И предупреждать, чтобы не лез, бесполезно — больше всего на свете он любит нарушать запреты». Впрочем, Арен не считал племянника серьезной проблемой, он всегда мог справиться с ним — так или иначе. Поэтому быстро выкинул Адриана из головы.

После ужина император пару часов провел с женой и детьми в детской, читая им книги. Потом Виктория отправилась укладывать наследников спать, а Арен, взглянув на часы, вдруг вспомнил, что обещал Софии вечером зайти. Конечно, она не обидится, если он этого не сделает — но все же надо. Да и вряд ли девушка спит — всего-то десять минут одиннадцатого.

София действительно не спала. Когда он перешагнул решетку камина, оставляя позади пламя, она сидела за столом возле окна, спиной к нему, и что-то рисовала на листе бумаги.

Арен подошел ближе. София еще не переодевалась — по-прежнему была в платье, в котором он видел ее утром, — но ее рыжие волосы, днем обычно заплетенные в тугую косу или убранные в пучок, были распущены, и струились по плечам и спине, как огонь.

Захотелось дотронуться, и желание это было таким настойчивым, что Арен, нахмурясь, мотнул головой, отгоняя его от себя. Чтобы отвлечься, взглянул на рисунок — и замер.

маленькая аньян рисовала его жену. В рабочем костюме, среди пышущих яркими красками растений оранжереи. София рисовала какими-то мелками — кажется, это называется «пастель»? — растирая их пальцами по бумаге, и под этими пальцами расцветало чудо.

Виктория была словно живая. И не просто живая — Арен знал это выражение лица очень хорошо. Именно так выглядела его жена, когда была увлечена чем-то. Когда рассказывала про работу или про выходки их детей. Безумно красивое одухотворенное лицо с блестящими от радости и энтузиазма глазами.

— У вас талант, Софи. Негромкий вздох — и мелок выпал из рук девушки. Только в этот миг Арен понял, что еще зачаровало его, кроме рыжих волос и рисунка — эмоции. Это был чистейший восторг, абсолютное вдохновение — нечто подобное он ощущал от играющих музыкантов, которые наслаждались собственной игрой и звучанием творимой мелодии. София тоже наслаждалась. Своим рисунком.

Рисунком, на котором была изображена его жена. — П-п-простите, — София вскочила из-за стола, пытаясь закрыть собой рисунок. Это было так нелепо и по-детски, что Арен улыбнулся. — Я… п-п-просто… — Вы просто рисовали. И насколько я знаю, в этом нет ничего противозаконного.

Она смотрела на него, испуганно округлив глаза — темно-серые, с пушистыми ресницами. У рыжих людей ресницы часто тоже рыжие, но у Софии они были темными, густыми и очень красивыми. — Я повторюсь — у вас талант, Софи. Вы разрешите мне посмотреть поближе?