Тьма между нами

Отныне мы просто живем под одной крышей. И ты значишь для меня не больше, чем ставни, которые скрывают все, что происходит внутри, или половицы, поскрипывающие у меня под ногами, или разделяющие нас двери.

* * *

Слишком долго я тратила свою жизнь на то, чтобы разобраться в твоих странностях, и страдала от твоих поступков, которые раз за разом словно ножом рассекали зарубцевавшиеся раны. Но хватит! Я больше не собираюсь отказываться от себя самой ради твоего счастья, потому что это дорога привела нас в ад. Слишком долго я искала твоего расположения. Слишком многим жертвовала из страха перед тобой. Когда я начинаю вспоминать упущенные возможности, мне хочется опуститься на четвереньки, уползти в дальний угол сада и сжаться в комок на голой земле, чтобы меня навсегда скрыли крапива и плющ.

Только теперь я начинаю понимать, на какую жалкую жизнь ты обрекла меня из страха остаться один на один со своим горем.

Из нашей жизни вдвоем я извлекла единственный урок: мои пороки — это твои пороки. Мы — единое целое. И когда я умру, твое пламя потухнет тоже.

В следующий раз, когда мы окажемся вместе, я бы хотела, чтобы одна из нас лежала в гробу, окоченевшая и обряженная в лохмотья, нелепо свисающие с мертвого сморщенного тела. Только тогда мы сможем разделиться. И стать самими собой. Только тогда у меня появится шанс обрести покой. И освободиться от тебя.

И если моя душа взлетит, то я обещаю, что твоя опустится на самое дно, словно камень. И больше ее никто никогда не увидит.

ЧАСТЬ I

Глава 1 Мэгги

Отсюда, из своего «вороньего гнезда», я вижу всех. А меня не видит никто. Я знаю это точно, потому что сколько бы я ни махала проходящим мимо по улице соседям, ни разу ни один из них мне не ответил. Я невидима для мира. Стерта с лица земли. Меня больше не существует. Я — призрак.

Тень среди теней в темной спальне, отгороженной от света надежными ставнями. Когда на улице не горят фонари, здесь царят сумерки, даже в самые солнечные дни. Вот почему всякий раз, сходя вниз, я щурюсь, пока глаза не привыкнут к дневному свету. Поначалу, когда ставни только установили, мне казалось, будто я задыхаюсь от тесноты, отрезанная от внешнего мира. Но постепенно я к ним привыкла. Как и ко всему остальному. Жизнь научила меня приспосабливаться.

Теперь я называю свою спальню «вороньим гнездом», потому что она напоминает мне наблюдательный пост, вроде тех, что располагались на самой высокой мачте корабля и назывались именно так. Забираясь туда, моряки могли обозревать океанские просторы на многие мили вокруг.

Я вижу лишь наш тупик.

Например, сейчас я наблюдаю, как Барбара усаживает свою мать Элси в машину. Барбара всегда находит время, чтобы помочь своей старухе. Она чудесная дочь, любая мать ею гордилась бы. С недавнего времени Элси передвигается исключительно с ходунками, такими алюминиевыми, с колесиками спереди. Я помню, как она жаловалась на артрит в коленном и голеностопном суставах. Боли усиливались, и противовоспалительные препараты, которые можно было достать в аптеке без рецепта, уже не помогали. Сколько раз я уговаривала ее записаться на прием к доктору Феллоузу! А однажды даже предложила подключить свои связи в больнице, чтобы ее приняли в удобное время. Так нет же, упрямится! Считает, что обращаться к врачу можно не чаще, чем раз в год, за плановой прививкой от гриппа.

Интересно, вспоминает ли она обо мне? Спрашивает ли, почему я больше не прихожу к ней на кофе по четвергам ровно в половине четвертого? Много лет мы педантично придерживались этой традиции. Я возвращалась с работы домой, брала с полки банку с кофе (потому что тот, который заваривала она, я пить не могла — слишком уж он был горький, зато продавался во всех супермаркетах), и пару часов мы решали мировые проблемы и перемывали соседям кости. Я скучаю по той болтовне. Временами Элси посматривает на наш дом, и мне нравится думать, что она все еще обо мне помнит.

Машина Барбары выезжает со двора, катит под моим окном и уходит дальше мимо дома номер сорок вниз по улице. Агентство по аренде недвижимости, похоже, совсем про него забыло. Из моего «гнезда» хорошо просматривается задний двор. И, боже мой, что же с ним стало! Если бы предыдущий владелец, мистер Стедман, увидел, в какой свинарник превратился его прекрасный сад, то перевернулся бы в гробу. Лужайка заросла, а живая изгородь, которой он так гордился и, не жалея сил и времени, подравнивал, потеряла форму. Везде валяются пустые жестянки и упаковки из-под фастфуда. Нынешней молодежи на все наплевать — никакого уважения.

Внуку мистера Стедмана давно следовало бы продать это место. Но, возможно, не так-то легко найти покупателя на дом, где труп предыдущего владельца пролежал незамеченным несколько недель. Я единственная заподозрила неладное, когда из переполненного почтового ящика стали вываливаться газеты и шторы изо дня в день оставались закрытыми. Если б могла, сразу забила бы тревогу…