Тьма над Лиосаном

— Чем бы вы ни грозили мне, ее вам не отдадут. Брат Андах уже установил, что она не несет ответственности за то, что с ней случилось, и капитан Жуар с ним согласен.

— Я зрю танцы ангелов Божьих, — заговорил монах нараспев. — Я зрю их, мечтая о той чистоте и безмятежности, что царят лишь на Небесах. Мне, как истинному слуге Христа Непорочного, дано совершенствовать свою душу. Во дни поста я более чем отчетливо понимаю, сколь отвратительна плоть. Мы слеплены из навоза и глины. Как могу я удовлетвориться земной юдолью, если видел блеск Святой Благости? И как я могу позволить этой женщине жить, если она воплощает все, что ненавистно в горнем и праведном мире? — Он перекрестился. — Христос Непорочный посылает свои откровения лишь тем, кто лелеет в себе славу Его, и я знаю, что должен искоренять все порочное, где бы оно ни попалось мне на глаза. Эта женщина буквально создана из греха. Он наполняет ее глаза ужасом и жжет ее кожу. Она источает похоть, как сука в жару, и вонь от нее окутывает, заражает и сквернит все, к чему бы она ни прикоснулась. Скверна вокруг нее, скверна в ней, и из скверны соткано одеяние, в котором она сойдет в ад, а потому ее следует уничтожить.

Маргерефа положил руку на эфес своего боевого меча.

— А я говорю вам «нет», ибо с этим вопросом покончено. Брат Андах объявил, что прелюбодеяния не было. Я верю ему, и поверит король, равно как и епископ. А вас я прошу больше мне не надоедать и вернуться к своим постам и молитвам.

Беренгар вскинул голову. Сказанное было более чем дерзостью, и ему вовсе не улыбалось быть причастным к тому. В воцарившейся тишине он негромко заметил:

— Это уже чересчур, маргерефа.

Брат Эрхбог кивнул.

— Вот-вот, чересчур. Если вы воспротивитесь мне, вам придется несладко. Вы ставите под угрозу спасение вашей души — и из-за чего же? Из-за женщины, которая представляет собой не более чем гнойную рану. Христос Непорочный порицает тех, кто противится Его воле.

— В таком-случае я буду держать ответ перед Ним, а не перед вами. И лишь тогда, когда Он меня призовет, — спокойно произнес маргерефа. — Я с радостью покорюсь Ему. Ему, но не вам, ибо все, что вы тут несли, расходится с постановлением брата Андаха.

— Он скорее ваш верный пес, чем слуга Христа Непорочного, — прошипел злобно брат Эрхбог и, резко развернувшись, устремился к дверям.

— По мне, лучше верный пес, чем какая-то шавка, — бросил вслед ему маргерефа, потом повернулся к опять притихшему Беренгару. — Что за прекраснодушный ты малый! — сказал, морщась, он. — Тренькаешь по своим струнам, вместо того чтобы хоть что-то сказать!

Беренгар покачал головой.

— Я не королевский чиновник и не капитан, чью жену обвиняют. У меня нет никаких полномочий: я тут всего лишь гость. Если бы я сказал что-нибудь — не имеет значения, что и кому — то лишь подлил бы масла в огонь, а дела бы не поправил. Потому счел за лучшее промолчать.

— Вот как? — Маргерефа язвительно усмехнулся. — А если бы этот святоша принялся обвинять Пентакосту, ты бы тоже смолчал?

Беренгар залился краской.

— Он не посмел бы.

— Да ну? — Маргерефа заходил большими шагами по залу, потом повернулся: — Если ты смалодушничаешь еще раз, я самолично с тобой расправлюсь. В лесу.

Беренгар прижал к себе цитру.

— Вы не столь знатны, как мой отец. Вас колесуют за это.

— Если узнают, — кивнул маргерефа. — Но мои люди совсем не болтливы, а отчеты о происшествиях составляю я сам. Тебя сочтут жертвой алчных датчан или лесных негодяев. Подумай об этом.

Прежде чем Беренгар собрался с ответом, маргерефа Элрих вышел на плац, громким криком подзывая к себе капитана Жуара.

На следующий день зарядил дождь, он не унялся и на второй день, и на третий. Охота не состоялась, как и предсказывал Беренгар. Все были заняты, перекрывая крыши соломой как на новых, так и на старых домах.

Утром третьего дня маргерефа Элрих пошел к Ранегунде. Та была в оружейной и, услышав дверной скрип, оторвала глаза от пергамента, расстеленного перед ней на столе.

— Маргерефа? — спросила она. — Что стряслось?

Оценив ее проницательность, маргерефа решил приступить прямо к делу.

— Говорили ли вы с братом Эрхбогом в последние день или два?

Она наморщила лоб.

— С братом Эрхбогом? Нет. А в чем дело?

— У нас с ним был разговор. О Мило, жене капитана Жуара. Брат Эрхбог считает, что ее следует утопить.

Ранегунда оторопела.

— Ту женщину, которую вы выкупили у датчан? — спросила она.

— Да, — подтвердил нетерпеливо маргерефа. — Он обвиняет Мило в прелюбодеянии, а капитан Жуар не допустит, чтобы ее вновь отняли у него. Он заплатил за нее… и вообще… — Маргерефа нахмурился. — Если Брат Эрхбог от своего не отступится, капитан тоже не подчинится ему.

— Нет, — прошептала Ранегунда, осеняя себя крестным знамением. — Нам довольно всех этих испарений, помешательств и частых смертей. — Она поднялась с табурета. — Я не встречала брата Эрхбога дня четыре и не стремилась увидеть его, считая, что он опять молится и постится.

— Я думал, он к вам придет. Хотя бы для того, чтобы сообщить о своем замысле.

Ранегунда смущенно заулыбалась.