Тьма над Петроградом

Он резко повернулся, увидел полусонную физиономию Махматулина и швырнул в нее горсть табаку, который дал ему Шавкин. Охранник взвыл не своим голосом, схватился за лицо…

Не соврал Савелий, ядреный табачок. Только пайки хлеба за него Савелию не дождаться…

Ордынцев дернул дверь бельевой…

Она была открыта. Черкиз не обманул.

Борис с размаху ударил дверью чихающего, отплевывающегося Махматулина. Охранник отлетел к стене, сполз на пол… Борис бросился в бельевую, и вдруг его кто-то схватил за руку.

– А ведь я знал, парень, что ты сегодня отсюда рванешь! – выдохнули ему в самое ухо. Борис обернулся… и увидел Ваську Хоря.

– Бежим вместе, контрреволюция! – проговорил тот. – Или я тебя тут порешу, на этом самом месте! – И он показал Борису узкое лезвие самодельного ножа.

– Бежим! – Борис оглядел бельевую, увидел окошко, про которое говорил Черкиз, подскочил к нему, рванул на себя. За окошком темнел наклонный желоб, по которому в прежние времена сбрасывали белье в прачечную.

– Опаньки! – Хорь отодвинул Бориса, заглянул в окошко. – Это не зря я за тобой, контрик, увязался! Выходит, у тебя тоже дружки здесь имеются! Хорошую дорожку тебе показали. Только, парень, я по этой дорожке первый пойду. Очень мне, понимаешь, на волю охота, а эта дорожка – вдруг она только на одного рассчитана… – И Василий ловко нырнул в бельевой желоб.

Едва ноги уголовника скрылись в темноте, Борис последовал за ним.

В желобе было пыльно и душно – видимо, им уже давно не пользовались. Ордынцев скользил вниз, постепенно набирая скорость, и вспоминал детство, катание со снежных гор на Святках…

Где вся та жизнь – яркая, красивая, веселая? Растоптали ее тяжелые солдатские сапоги, скурили ее на самокрутки небритые дезертиры! Разорили ее идейные люди вроде Черкиза!

Путь в желобе продолжался недолго. Наклон его уменьшился, Борис приготовился затормозить, выпрыгнуть наружу… как вдруг впереди грохнул выстрел.

Должно быть, выстрел был негромким – стреляли, судя по звуку, из «браунинга», но в узком желобе этот звук раскатился, как гром в горном ущелье. Борис попытался затормозить локтями и коленями, но стенки желоба были слишком гладкими, и он вылетел из устья трубы в небольшое полутемное помещение.

Ему еще в полете представилась следующая картина. На полу лежал, пытаясь подняться, Васька Хорь с окровавленным плечом. Над ним наклонился незнакомый человек в потертой кожаной куртке. В руке незнакомца был «браунинг», и он целился в голову раненого Хоря, явно собираясь его добить. Но намерение это не осуществилось, поскольку внезапно вылетевший из трубы Борис с налета ударил чекиста руками и головой. Тот, не удержавшись на ногах, упал прямо на Хоря. Падая, чекист издал какой-то странный квакающий звук и замер, не подавая признаков жизни.

Борис схватил его за плечо, стащил с Хоря, перевернул на спину.

Глаза чекиста были открыты, на губах выступила розовая пена.

– Что это с ним? – прошептал Ордынцев, переведя взгляд на Ваську.

– На перо накололся, – ответил тот, облизнув губы. – Ну что, контрреволюция, беги, пока не поздно! Скоро сюда охрана понабежит…

– Вместе побежим! – ответил Ордынцев, помогая Хорю подняться.

– Я не сдюжу… – скривился уголовник. – Вишь, как он меня зацепил…

– Я тебе помогу! – Борис пригнулся, чтобы Хорь мог опереться на его плечо, и бросился к приоткрытой двери.

За дверью была ночь, за дверью была свобода.

Борис бежал по темной улице, поддерживая Хоря, и прислушивался – нет ли погони.

– А это ведь тебя дружок поджидал, – проговорил Хорь через несколько минут. – Стоял под самой трубой с «браунингом», как я вылетел – так и пальнул… хорошо, в плечо попал, а не в башку… в ловушку тебя, контрик, заманить хотели!

Борис и сам понимал, что Черкиз подстроил ему ловушку, решил избавиться от него раз и навсегда. Вот, значит, какие у них методы. Что ж, Борис ничуть не удивился, вспомнив прощальный взгляд Черкиза.

– А я, дурак, сам вперед сунулся! – продолжал Хорь. – Думал, первым идти – больше фарта! Кто сзади идет, того завсегда ловят…

– Молчи, – оборвал его Борис. – Кровью истечешь.

– Да не! – усмехнулся Хорь. – Я здоровый, меня, как кота, с одного раза не убьешь, а тут вообще пустяковая рана… а ты, контрик, молодец – не бросил меня!

– Как же можно раненого бросить… – пропыхтел Борис.

– Я бы тебя бросил, честно скажу!

– Ты замолчишь наконец?! – не выдержал Борис. – Мне тебя и так тащить тяжело, а тут еще болтовню твою слушать… Бросить тебя, как же… Чтобы ты потом меня на первом же допросе выдал!

Вдруг из переулка вывернула пролетка, запряженная сытым рыжим конем. Пролетка поравнялась с беглецами, с козел свесился кучер и бодрым тенорком выкрикнул:

– Садись, вашбродь! Довезу с ветерком!

Ордынцев притормозил, вгляделся в кучера… тулупчик с поднятым воротником, низко надвинутый на глаза картуз, а из-под него глядят хитрые хохляцкие глаза…

– Саенко?! – воскликнул Борис. – Ты, что ли, чертяка?

– А кто ж еще, Борис Андреич! – ответил Саенко своим натуральным голосом. – Залазьте в экипаж, времечко поджимает! – Он подал Борису руку. – А это кто ж с вами?