Тьма сгущается перед рассветом

Зрители делились впечатлениями о празднике. Со всех сторон только и слышалось: «Вот так Советы!», «Утерли всем носы!», «Молодцы, большевики»! «А какие молодые ребята!», «А самолеты!», «Вот это да!»

— Слыхал? — спросил Женя.

— Слышу. Не глухой, — сердито ответил Илья.

— Нет, я о том, что эта парашютистка сказала, Валентина.

— Слыхал и это. Валентина Изоту, молдаванка. Из советской Молдавии.

Перед глазами Ильи стояла девушка. Как она покраснела, когда он спросил ее имя. Нужно было бы узнать, откуда она, адрес записать. А впрочем, что это даст? Писать все равно нельзя. Да притом — кто я? Она учится, летчицей или радисткой станет. А я кем буду? Поеду обратно в Бессарабию подметать полы в магазине Гаснера…

— Во, брат ты мой, — не мог успокоиться Женя, — Вот где бы тебе! Слыхал? Бесплатно!

Илье было больно. Почему здесь, у себя, он не может стать тем, кем хочет? Вздохнув, он тихо ответил:

— Хорошо. Мы еще посмотрим…

VIII

Илья не очень разбирался в политике. Газеты читал, но уже привык им не верить, понаслышке зная, что в редакциях сидят продажные люди. Да и сам он замечал, что один и тот же факт каждая газета истолковывает по-разному. Иногда одному и тому же событию давались совершенно противоположные оценки, но в одном газеты сходились: все обманывали народ… Газет выходило много, каждая партия имела свою газету… А партий в Румынии было, как говорил еще отец Ильи, больше, чем собак в Болграде!

У кого правильная точка зрения, Томов не знал. Во всяком случае не у легионеров и не у Гитлера. Илья понимал, что так нахально лезть в чужие дела, в чужие страны могут только захватчики, поработители. Об этом повсюду говорили в те дни простые люди.

Румыния жила тогда в страшном напряжении, в постоянном страхе. Рейхсканцлер продолжал требовать расширения пространства своей империи. Еще недавно при заключении антикоминтерновского пакта между Германией, Италией и Японией он вопил на весь мир:

«Соединились три государства. Сначала европейская ось, теперь — великий мировой треугольник… держав, готовых и полных решимости осуществить свои права и обеспечить свои жизненные интересы».

А чтобы замаскировать свои планы открытых захватов в Европе и далеко за ее пределами, нацисты распространяли слух о «советской опасности» о «стремлении СССР поработить народы мира». О Советской России Илья знал мало, но не верил в «советскую опасность». Когда он думал об этой стране которая могла бы быть его родиной, если бы бояре в восемнадцатом году не оккупировали Бессарабию, перед глазами вставала Валентина Изоту. Она учится бесплатно, получает стипендию, зачем ей война, чужие страны? Ей и у себя хорошо.

А газеты продолжали кричать свое, и никто не мог помочь Илье разобраться во всем. Прежде, в Болграде, ему пытались открыть глаза. А теперь Илья Томов начал сталкиваться с жизнью во всех ее проявлениях — с ее трудностями, несправедливостью, и он стоял на перепутье…

В те дни в Румынии антисоветская кампания приняла большие размеры. Она началась во время пребывания у власти реакционного правительства Октавиана Гоги. Длительное время подготавливалась почва, и теперь «железногвардейцы», «гогисты», «кузисты» и прочие фашисты и профашисты с нетерпением ожидали вступления в Румынию гитлеровских войск; пятая колонна, давно сформированная предателями внутри Румынии, уже могла доложить Гитлеру о своей боевой готовности.

Вожак железногвардейцев — «капитан» Корнелиу Зеля Кодряну — на митинге в «Зеленом доме» заявил, что через 48 часов после взятия власти «Железной гвардией» Румыния пойдет вместе с нацистской Германией.

Стремясь еще больше вдохновить «патриотов страны», к «Железной гвардии» присоединилась национал-царанистская партия; ее председатель Юлиу Маниу с массивной трибуны кинотеатра «АРО» восторгался делами Адольфа Гитлера и кричал о «красной опасности».