Тьма в хрустальной туфельке

Ясным ослепительным утром Элеонора как следует рассмотрела свои руки – чистые, мягкие, почти безупречные. Никто бы и не сказал, что ещё полгода назад она мыла полы. Сегодня она объявит о помолвке на балу леди Уинстенли, а в шёлковых перчатках прошлое и вовсе будет невидимо.

Весь день Элеонора провела, придавая своему облику совершенство. Она избегала майских солнечных лучей, чтобы ненароком не обгореть. Перчатки и платье были идеально отглажены, драгоценности – отполированы. Она разложила все вилки, какие только были в доме, стараясь вспомнить, какая для какого блюда предназначалась. А к вечеру девушка превратилась в нежное благоухающее создание, опоясанное корсетом из китового уса, надёжно скрытое доспехом из шёлка и кружева. Со стороны нельзя было сказать, что она нервничала по поводу сапфиров и бриллиантов, сжимавших её шею. Элеонора надела и те туфельки цвета ртути из мягкого блестящего атласа, которые пожелала в самом начале, – теперь они прятались под слоями воздушных юбок. Надеть их казалось очень правильным – несколько месяцев назад она ступила на истинный предназначавшийся ей путь. И наконец-то в зеркале отражалась та, кем Элеонора всегда хотела быть, – яркая, прекрасная. Королева, оглядывающая своих подданных.

Раздался стук в дверь, и Элеонора поспешила к окну. Снаружи ждал кэб.

– Это он? Лея, пойди посмотри, кто там. Это Чарльз? Скорее, открывай!

Девушка подхватила голубой бархатный плащ и плавно заскользила вниз по ступеням, стараясь думать о чём-то достойном и возвышенном и не наступить на шуршащие юбки. Больше она не будет склонять ни перед кем голову. Этим вечером она вступит в высшее общество, словно олимпийская богиня.

Чарльз дожидался в гостиной, безупречный в своём чёрном с белым наряде. Когда он увидел невесту, его лицо просияло:

– Боже правый, Элеонора! Ты просто ангел.

Он помог девушке сесть в ожидавший их кэб. Когда Элеонора начала теребить перчатки, Чарльз взял её за руку. Они проехали через сверкающую Темзу. Улицы стали шире, и вскоре впереди выступил силуэт особняка из белого камня, в лучах вечернего солнца ставшего медным. Именно в тот момент девушка ощутила в воздухе странный сладкий аромат, но отбросила мысли о матери прежде, чем те смогли как следует в ней укорениться.

– Чарльз, – начала она. – Мне, возможно, кажется, но тут словно…

Мужчина кивнул, скривившись:

– Фортескью предупреждал меня о старом кладбище неподалёку. Территорию расчищают под парк – ну, знаешь, раскапывают там. Уверен, местечко будет просто прекрасным, но не представляю, какой идиот решил начать работы в разгар сезона. Леди Уинстенли была в ярости.

Запах вдруг стал таким насыщенным, что можно было подавиться.

– Ты хочешь сказать, что… что этот запах исходит от…

Чарльз взял её руки в свои:

– Элеонора, дорогая, их всех убрали. Там больше ничего нет – просто большая яма. В любом случае мы даже близко не будем подъезжать к проклятому месту. Не расстраивайся.

– Такого я не ожидала! Ох, а вдруг я выставлю тебя дураком?

Чарльз коротко поцеловал её.

– Уверен, такого не будет. Тебе просто достаточно быть самой собой, очаровательной, как обычно, и к концу вечера тебя полюбит половина гостей. Уж я-то знаю, о чём говорю.

Кэб остановился, и Чарльз помог девушке выйти. Старое кладбище оказалось ближе, чем она думала. Вход на третью улицу слева перекрывали деревянные заграждения, а за ними виднелись низкая кирпичная стена и тёмные груды земли и камня. Но в следующий миг Элеонора увидела дом и широкую лестницу, ведущую к блестящим чёрным дверям. Все латунные архитектурные элементы сверкали красным золотом на вечерней заре, а белый камень был окрашен янтарным, розовым и шафранным. Швейцар в ливрее проверял приглашения, лакеи ждали внутри, а дворецкий громко объявлял имена прибывших гостей. Один взгляд на Элеонору – и они смогут сказать, кем она была прежде. Слуги всегда узнают друг друга. Господи, а что, если она встречалась с кем-то из этих слуг раньше, но не помнила?

– Здесь так много людей, – прошептала девушка. – Ты ведь позаботишься обо мне, правда?

Чарльз вручил оба их приглашения швейцару и поцеловал затянутую в перчатку руку Элеоноры:

– Всегда.

До того как оказаться в этой бальной зале, Элеонора полагала, что Пембруки были богачами. Сквозь высокие арочные окна на гостей струился янтарный свет. Двойные двери вели во внутренний двор с фонтанами и цветами. Над головой сверкала люстра, а у дальней стены над огромным камином висело широкое зеркало. Танцоры кружились по полированному полу, создавая чудные узоры из света и тени. Сверкали драгоценности и карманные часы, рассыпая по залу искры преломлённого света. Сияло золото, мерцало серебро. В пустом камине расположились яркие цветы.