Тьма в хрустальной туфельке

Эта женщина казалась тенью огромного существа, скрытого под толщей вод. То, что раньше выглядело как пустая гладь темноты, менялось, превращаясь то в огромный сияющий бок, то в сверкающий гобелен чешуек. Даже глаза незнакомки были чёрными и неподвижными, как огромное тёмное озеро. Беспечно загадывая желания, Элеонора водила пальцами по воде, откуда вот-вот могло появиться нечто и схватить за руку.

Как же она могла быть такой легкомысленной?

«Ох, если б я только была лучше», – думала Элеонора, хватаясь за голову. Если б она была мудрее, осторожнее – если б была той девушкой, которую хотела видеть в ней миссис Пембрук. Миссис Пембрук никогда бы не совершила такой непростительной ошибки. Лишь взглянув на черноглазую, она увидела бы, кем или чем та была на самом деле. Если бы Элеонора была лучше, добрее, умнее, то не пошла бы на сделку. Мистер Пембрук не стал бы нападать на Лею. А девятилетняя Элеонора не сидела бы у изножья старой железной кровати, закрыв уши руками, пока её мать…

Элеонора покачала головой. Нужно было найти выход из этой сделки. Черноглазая не упоминала ни о чём подобном, но ведь могла и солгать. Девушка никогда не просила такой власти. Из сделки должен быть выход!

А пока она этот выход не найдёт – больше желаний загадывать не станет.

Крадучись, Элеонора спустилась по лестнице для слуг. Наступила полночь – она услышала бой часов и, как всегда, вздрогнула. В доме было тихо. Из-под двери коридора на второй этаж сочился запах дождя, и сквозь шелест его струй Элеонора услышала, как что-то скребётся за стеной с дешёвой штукатуркой.

Она направлялась в библиотеку. Там должно было найтись что-то, что поможет ей отыскать выход из сделки. Девушка не могла просто сидеть сложа руки и оплакивать свою душу – придётся забрать душу обратно. Она принадлежала Элеоноре, и никто не сможет отнять её.

Девушка не заметила свет, струящийся сквозь щель под дверью, пока та не открылась. Сердце заколотилось, и Элла вся сжалась, но было слишком поздно.

Мистер Пембрук стоял у лестницы на втором этаже, держа в руке свечу. Его шатало, жилет был наполовину расстёгнут, а на мятой белой рубашке разлилось коричневое пятно. Но взгляд его был прикован к девушке, а по лицу медленно расплывалась пугающая улыбка.

– Элла, – промямлил он. – Ты почему не в постели?

Элеонора схватилась за перила, просто чтобы хоть за что-то удержаться. На ней была лишь ночная сорочка, волосы – заплетены в небрежную косу, а сама она – босиком. Мистер Пембрук смотрел на её ступни, и глаза у него налились кровью.

– Мне показалось, я услышала шум, – сказала девушка. – Прошу прощения, сэр, теперь я поняла – это вы. Если вы меня извините, я…

– Нет. Мне нужно поговорить с тобой. В кабинете.

Элеонора потянулась к дверной ручке. Мужчина был явно пьян. Может, если она закроет дверь, он забудет, что вообще видел её, а она просто заползёт обратно к себе в постель как ни в чём не бывало…

Мистер Пембрук ткнул пальцем в коридор:

– Если не пойдёшь в кабинет, считай, что ты уволена. Я вышвырну тебя из дома прямо в этом же наряде.

Элеонора посмотрела в его тёмные влажные глаза, блестящие, как гнилые сливы, и поняла: так он и сделает. Пембруку было всё равно, что он её законный опекун или что у неё нет денег и даже обуви на ногах. Он избавится от неё и умоет руки, как уже проделывал прежде не раз с другими девушками, а после обратит внимание на Ифе. Конечно же, она могла остановить мужчину своим желанием… но, в самом деле, хватило бы у неё сил произнести эти слова, стоя прямо перед ним, глядя, как свет в его глазах меркнет?

Она пошла за хозяином по коридору.

Мистер Пембрук вошёл в кабинет. Элеонора последовала за ним, оставив дверь открытой. Все портреты со стен смотрели, как хозяин тяжело сел в кресло, попутно зацепившись бедром за широкий стол из красного дерева, и выругался.

Мысли Элеоноры неслись вскачь. Не дожидаясь, пока он попросит, девушка подошла к серванту и налила мужчине стакан бренди из одного из графинов, в который ранее добавила лауданум. Она поставила стакан на зелёную кожаную поверхность стола, и мистер Пембрук опрокинул его в три глотка.

– Хорошая девочка, – невнятно произнёс он. – Давай ещё.

Элеонора налила побольше. Теперь мистеру Пембруку пришлось осушить его в два приёма.

– А теперь, – сказал он, едва связывая слова воедино, – говори. Что это был за полисмен?

Элеонора смотрела прямо перед собой:

– Нас всех допрашивали, сэр.

Мистер Пембрук выпил половину бренди и махнул рукой, указывая на неё трясущимся пальцем:

– Ты намеренно не пытаешься помочь, Элла. Я думал, ты – хорошая девочка.

Элеонора подлила ему ещё. Зрачки у него стали совсем крохотные, и её охватила надежда – похоже, наркотик сработал.

– До меня дошли тревожные слухи, – невнятно пробормотал мистер Пембрук, проливая бренди на край стала. – О тебе и о юной Лиззи. Я хочу, чтобы ты меня успокоила. Знаешь, мне ведь придётся тебя уволить, если ты не найдёшь для меня повод тебя оставить.