Тьма в конце тоннеля. Обмен Райнеманна. Человек без лица.

Но времени размышлять уже не было. Немец приближался к дереву.

И вновь обреченный не вскрикнул, лишь непроизвольно вздохнул. Дэвиду приходилось слышать этот предсмертный вздох так часто, что он перестал ему ужасаться. Как когда-то.

Наступила тишина.

А потом вновь захрустели ветки, послышались громкие шаги человека, идущего незнакомой дорогой. Он торопился точно так же, как тот, чей труп лежал у ног Сполдинга.

— Где… где вы? — возбужденно бормотал немец.

— Здесь, мой солдат, — ответил Сполдинг на родном языке альпийского стрелка.

С холмов спустились партизаны. Их было пятеро — четверо басков и каталонец. Во главе шел баск — коренастый, грубоватый.

— Ну и задал ты нам жизни, лисабонец. Подчас казалось, ты бежишь быстрее паровоза. Матерь божья! Мы сто миль отмахали!

— Уверяю вас, немцы прошли бы и больше. Как дела на севере?

— Там альпийцы. Человек двадцать. Может, посадим их в дерьмо?

— Нет, — ответил Сполдинг задумчиво. — Убейте всех… кроме трех последних. Их оттесните назад. Пусть они подтвердят то, в чем мы хотим уверить гестапо.

— Не понял…

— И не надо. — Дэвид подошел к затухавшему костру и распинал угли. И вдруг понял, что коренастый баск не отходит от него неспроста. Баск переминался с ноги на ногу.

— Ты, видимо, ничего не знаешь, — наконец решился баск, подняв голову. — А нам еще восемь дней назад стало известно, откуда эти свиньи немцы пронюхали о двух ученых. Мы нарочно не сказали тебе. Опасались, как бы ты сгоряча не наделал глупостей.

— О чем ты говоришь? — нахмурился Дэвид, он ничего не понимал.

— Бержерон погиб.

— Быть не может.

— Может. Его взяли в Сан-Себастьяне. Бержерона сломить непросто. Но десять дней пыток, когда к члену подводят ток, когда накачивают наркотиками, сломят кого угодно. Говорят, умирая, он плевал им в глаза.

Дэвид взглянул на баска и вдруг ощутил, что воспринимает его слова равнодушно. Равнодушно! И это его насторожило. Ведь это он, Сполдинг, научил Бержерона всему, жил с ним в горах, часами беседовал с ним с откровенностью, на которую вызывает одиночество. Бержерон воевал бок о бок со Сполдингом, пожертвовал ради него жизнью. В северных краях он был самым близким другом.

Два года назад весть о его смерти привела бы Сполдинга в ярость. Он бился бы лбом о землю, требовал бы устроить карательную операцию — словом, жаждал бы мести.

Год назад он, узнав о таком, захотел бы несколько минут побыть один. Немного помолчать… отдать должное погибшему, почтить его память.

А сейчас ничто не всколыхнулось в нем. Ничто. И сознавать это было ужасно.

— Больше так не делайте, — сказал он баску. — Обо всем сообщайте мне сразу же. Я голову не теряю никогда.

Тринадцатое декабря 1943 г. Берлин

Иоганн Дитрихт елозил толстым задом по кожаному сиденью кресла у стола Альтмюллера. Было половина одиннадцатого вечера, но он еще не ужинал — перелет из Женевы в Берлин выбьет из колеи кого угодно, Дитрихт здорово измотался. И пожаловался на усталость Альтмюллеру. — Я понимаю, что вы пережили, герр Дитрихт, — ответил тот. — И ценю сделанное вами для родины. Потерпите еще несколько минут. Потом я отвезу вас куда пожелаете.

— Лучше всего в хороший ресторан, если хоть один еще открыт, — капризным тоном ответил Дитрихт.

— Да, да, сытный ужин со шнапсом в уютной обстановке вам не повредит… Неподалеку от города есть отличный кабачок. Там бывают молодые лейтенанты, выпускники летных школ. А готовят просто превосходно.

Дитрихт не ответил на улыбку Альтмюллера: «молодых лейтенантов» он счел чем-то самим собой разумеющимся. Он давно привык считать, что все обязаны угождать ему. Даже Альтмюллер.

— Принимаю ваше приглашение. Так что . давайте покончим с делами поскорее.

— Прекрасно. Как отнесся американец к предложению о Буэнос-Айресе? Не артачился?

— Наоборот, тут же за него ухватился. Отвратительный человек — хитрец, в глаза не смотрит. Но за свои слова отвечает.

— Так, так. Вы все правильно поняли?

— Я прекрасно говорю по-английски. Улавливаю даже оттенки речи. Он очень обрадовался, уверяю вас. Буэнос-Айрес находится все же в зоне американского влияния.

— На это мы и рассчитывали. Как, по-вашему, этот американец имеет у себя в стране достаточный вес?

— Думаю, имеет. Несмотря на неопрятную внешность, он, вероятно, занимает важный пост и вправе решать. С одной стороны, он очень хитер, но с другой, ему не терпится совершить обмен.

— В разговорах вы, хотя бы отчасти, касались мотивов сделки?

— Конечно. Без этого было просто не обойтись! Американец заявил прямо — все дело в деньгах. Обмен для него — чисто финансовая сделка, не более.

— А как он отнесся к кандидатуре Райнеманна?

— Равнодушно. Я подчеркнул, что мы задействуем его, дабы отвести подозрения — ведь он изгнан из Германии. Но на американца произвело впечатление лишь богатство Райнеманна.

— А вопросы времени? Здесь надо быть предельно точным. Не дай бог ошибиться. Насколько я понял, американец согласился с размерами партии промышленных алмазов.