Тьма в тебе. Тьма во мне (СИ)

Его рот слегка приоткрывается, язык скользит по ее губам, дразня, побуждая раскрыться ему навстречу, и она впускает его, не в силах сдержать тихий стон удовольствия. Это похоже на физическую необходимость – ощутить его ближе, глубже, сильнее, чтобы окончательно увериться в том, что все хорошо, что они вместе, что они вдвоем справятся с любой бедой. Чувствуя, как в висках пульсирует кровь в такт бешено колотящемуся сердцу, она прижимается к нему всем телом, – ближе, еще ближе! – трется, чувствуя, как их быстро нарастающее возбуждение ломает и без того хрупкие преграды. Кожаный плащ мужчины ощущается помехой, не позволяющей ей полнее ощутить желанную близость, и она торопливо, насколько только может, цепляет и стягивает его с плеч, но тот собирается складкой над согнутыми в локтях руками.

Он отстраняется, чуть ухмыляясь, и она, опомнившись, заглядывает в его глаза, боясь вновь увидеть там лед ненависти, но видит лишь пламя, подобное тому, что плавит сейчас ее изнутри. Тьма мужчины, еще недавно находящая выход в яростной злости обиды, теперь выплескивается в страсти, закипающей в несущейся по венам крови. И если перед игривым обаянием, лукавой дерзостью и дразнящим флиртом прежнего Киллиана было сложно устоять, то теперь в нем все это усилилось и возросло многократно, сводя с ума этой его дикой, необузданной, опасной сексуальностью.

А она не может противостоять ему.

Как всегда.

Еще один короткий пьянящий поцелуй, и, неожиданно выпустив ее из объятий, мужчина отступает на шаг, до конца стягивает плащ и отбрасывает его в сторону так, что тот накрывает траву и цветущие у тропы миддлемисты. От пристального взгляда внутри все сжимается, но на этот раз так сладко, что она невольно выдыхает, а короткое движение, с которым скользит по его губам кончик языка заставляет ее сжать бедра, ощущая разгорающийся влажный жар.

Она так сильно хочет его.

Здесь.

Сейчас.

Короткая усмешка, будто он прочел ее мысли, едва уловимое движение руки, – и Эмма осознает, что вся ее одежда исчезла по его воле, оставив ее обнаженной. Случись подобное прежде, она бы, сгорая от смущения, попыталась прикрыться, но теперь, видя то, как Киллиан прикусывает губу, с жадным восхищением любуясь ее бесстыдной наготой, она лишь приподнимает подбородок, расправляет плечи, мимолетным усилием воли заставляя собственные убранные в косу волосы беспорядочно рассыпаться по спине, – ему ведь это нравилось! – и изгиб ее губ повторяет его хищную, такую обольстительную, невероятно сексуальную улыбку.

Легкий ветерок, касающийся кожи, кажется физическим воплощением его взгляда, что ласкает ее тело, скользит от лица по шее, груди, к животу, а потом еще ниже, и она на мгновение прикрывает глаза, беззастенчиво наслаждаясь этим. Ночная прохлада не ощущается вовсе, и она не знает, заслуга ли это Тьмы, или же в том виноват бегущий по венам огонь желания, но ей не хочется об этом думать. Это не важно. К черту все! Пусть весь мир подождет!

Плавный скользящий шаг вперед, прижимаясь обнаженной грудью к его груди, взгляд снизу вверх, утонув в глубине его потемневших от возбуждения глаз словно в бездонном омуте. Его дыхание прерывистое, его желание ощутимо, и ей, как и ему, ничего не стоит избавить его от оставшейся одежды таким же волшебным образом, но…

Так неинтересно.

Кожа его жилета быстро нагревается от тепла ее тела, фигурные металлические застежки вдавливаются в кожу, клеймя и будто подчеркивая ее принадлежность ему. Ее ладони поднимаются по его груди вверх, сжимают плечи – то ли пытаясь привлечь мужчину к себе еще ближе, теснее, то ли в попытке устоять на ногах. Она игриво прикусывает его подбородок, скользит губами по линии его челюсти, наслаждаясь чувственным покалыванием щетины, прихватывает и слегка втягивает в рот мочку его уха, лаская языком и чувствуя кисловатый привкус металла серьги, и резкий выдох Киллиана звучит для нее сладчайшей музыкой. Его рука ложится на ее поясницу, холодя кожу плоской стороной крюка, он трется щекой о ее щеку, чуть склоняет голову, прижимаясь губами к шее, пока его вторая рука касается ее бедра, поглаживая обнаженную кожу, – едва-едва, дразняще легко, почти неуловимо, самыми кончиками пальцев, – и она выгибается, тянется, запрокинув голову, тихонько хнычет, желая ощутить его еще сильнее.

Ближе.

Жарче.

Грубее.

Ей так мало, так невыносимо мало этого слишком нежного касания!

Она не видит его лица, но знает, что в этот момент на его губах та самая нахальная, невероятно самодовольная ухмылка, от которой хочется в равной степени и убить его на месте, и сейчас же ему отдаться. Ему всегда нравилась реакция ее тела на их общее желание, это тряское нетерпение, с которым в эти моменты она даже не просила, – требовала его близости, его ласк, забывая о привычной сдержанности.

Сейчас она не может не признать, что Темный Киллиан – страстный, жаждущий, возбужденный, – завел ее до безумия, затронув в душе струны, о которых она прежде не догадывалась.

А он знал.