Мгновением позже на грудь ему шлепнулась мокрая и холодная масса. Эльф скосил глаза вниз, сквозь широкий ворот рубахи. Висина облепляла его сломанные ребра какими-то листьями, вымазанными чем-то вроде бурой смолы.
— Полегче там, — буркнул Конова, хотя ощущение оказалось на редкость приятным. — У вас умелые руки, — добавил он, прикрыв глаза.
Боль понемногу отступала.
— Я вообще умелая, — ответила девушка, плотнее прижимая листья к коже.
Влажный компресс внезапно сделался горячим, эльф тут же вспотел. Дыхание замедлилось, и он почувствовал, как валится с лошади.
— Что такое… — успел выдавить Стремительный Дракон прежде, чем госпожа Текой подхватила его и усадила обратно, словно ее спутник весил не больше младенца.
Воздух вокруг задрожал, перед глазами все поплыло, а мышцы сделались жидкими, точно вода. В следующую секунду Конова оказался на лугу новорожденных волчьих дубов. Следовательно, он видел сон, и это обстоятельство расстроило его до чрезвычайности. «Я и так знаю, что будет дальше!» — запротестовал эльф. Собственный разум подводил его, вынуждая заново переживать первое в жизни крупное унижение. Конова попытался ускорить события в надежде быстрее промотать неприятную сцену и перейти к чему-нибудь другому, однако вставшая перед глазами картина меняться и не думала.
Смирившись с неизбежным, эльф вышел на середину луга новорожденных, касаясь юных дубков, что наперегонки тянулись к небу. Солнце стояло в зените, однако с каждым шагом воздух делался заметно холоднее. Трава под ногами начинала похрустывать. «Странно», — подумал Конова. День его собственного пребывания на лугу сохранился в памяти как довольно теплый, а теперь, куда ни глянь, все подернулось инеем. Большинству деревьев, уже достаточно взрослых, мороз не мог причинить особого вреда, но один крохотный волчий дубок бессильно клонился к земле. Листья на нем успели почернеть.
Конова заспешил было к юному созданию, но остановился как вкопанный. Деревце отливало серебром. Серебристые волчьи дубы рождались чрезвычайно редко, далеко не каждое десятилетие, причем обходилось их появление на свет весьма недешево. Но ведь в тот день никаких серебристых дубов там не было! Едва он вспомнил об этом, на лугу появилась эльфийка. Юная и прекрасная, она направилась прямиком к несчастному заморышу. В ее глазах сияла любовь к деревцу, а взгляд наполняла забота. Конова различил внутри себя тоненький перепуганный голосок, моливший о помощи. Голос деревца. Растение умирало.
Эльф пошатнулся, ошеломленный мощью, звучавшей в слабом, еле слышном зове. Растение жаждало жить, ему хотелось запустить корни глубоко в землю и вознести ветви высоко в небеса. Конова никогда прежде не ощущал такой страстной, непреодолимой жажды жизни.
На лугу появились и другие эльфы, однако сразу стало ясно: их, в отличие от юной эльфийки, совершенно не тревожат мольбы серебристого волчьего дуба.
«Пуик тола миск дзин — пусть выживет сильнейший!» — сказали воины Недремлющей стражи. Затем они развернулись и покинули луг.
Глаза эльфийки, смотревшей им вслед, переполнились бессильными злыми слезами. Конова понимал и ее гнев, и ее скорбь.
«Нужно его спасти! — воскликнул он, надеясь, что еще не все потеряно. — Нужно спасти его!»
Все вокруг внезапно переменилось. Конова очутился на голой черной вершине, и ветер трепал его одежды. Эльф дрожал от холода, дыхание давалось с трудом. Крохотное деревце превратилось в могучий волчий дуб, но сделалось кривым и колючим. Его корни впивались в каменистую почву, ветви злобно хлестали небо. Вязкий, черный ихор сочился из ствола, пятная серебристую кору, и голос, некогда моливший о жизни, теперь ревел безумной, всепоглощающей яростью.
Та незнакомка с луга тоже была здесь. Она шагала меж смертоносных ветвей, и они раздавались в стороны, освобождая ей путь. Эльфийка положила руку на ствол. Ихор бежал по ее ладони, одевая кожу ослепительно-черным инеем, но она, казалось, не замечала его. Молодость и красота остались в прошлом. Годы, и не только годы, исказили ее лицо, избороздили морщинами. Лишь глаза по-прежнему излучали любовь и заботу. Вот только сейчас оба чувства приобрели небывалый накал, прожегший Конову до костей, стоило ему встретиться с ней взглядом.
«Я спасу и тебя!» — сказала Темная Владычица. Протянув к нему руку, Она обожгла кончик его левого уха ледяным прикосновением.
И в этом кошмаре Конова вспыхнул и запылал.
Глава 9
Бесшумно проскользнув в тронный зал, мажордом поставил перед вице-королем поднос с вечерним чаем. Гвин стиснул чашку обеими руками, словно молился на нее. Он успел сменить дорожный костюм. Свет фонарей беспорядочными бликами отражался от короны, возложенной на голову его милости. Венец тонкой работы из белого золота усеивали драгоценные камни. Каждый камень символизировал какую-нибудь страну, посещенную Гвином в составе дипломатического корпуса и при его участии включенную в состав империи.