— Он… он же собирался рассказать полиции, — недоумевала Салоуме. — Всю правду, без утайки. Он же мне обещал. Он был рад. Рад, что наконец облегчит душу. Ведь он все эти годы жил с этим, а сейчас собрался рассказать, как было на самом деле.
— Что вы сказали, почему он хотел поддерживать с вами контакт? — спросил Конрауд. — По какой-нибудь особой причине? Кроме той, что когда-то вы были знакомы.
— Он хотел быть в курсе, — ответила Салоуме. — Он сам это признавал. Конечно, он знал, что я была с Хьяльталином и оказалась замешана в это дело, а ему хотелось знать, что там творится: расследуют ли это дело до сих пор, связывались ли вы со мной по этому вопросу. Он меня иногда об этом расспрашивал. Мол, как дела у Хьяльталина, с ним ли я сейчас, общаюсь ли с сестрой Сигюрвина. Вот про это все. Теперь я понимаю, что за этим стояло не просто обыкновенное любопытство… Он, бедняга, был совершенно раздавлен. Я помню, он иногда размышлял, что именно там могло произойти, и говорил, что вот так исчезнуть с лица земли значит напрасно погибнуть… Теперь я понимаю, что таким образом он все время просил о помощи.
— Он сознался, что причастен к гибели Сигюрвина?
Салоуме кивнула.
— Он это признал.
— Он совершил это один?
— Их было двое.
— Кто второй?
— Он не захотел мне говорить.
— И они его отвезли на ледник?
— Да, — сказала Салоуме.
— А о Вилли, о молодом парне по имени Вильмер, он что-нибудь говорил?
— Нет, — сказала Салоуме. — Он говорил кое о чем другом, довольно неясном. Что, мол, ему приходилось жить с этим и даже прибегать к крайним мерам, — но он об этом не распространялся.
Салоуме помотала головой.
— Наверное, мне следовало бы это предвидеть. Он позвонил мне в ужасном настроении, но мне показалось, что ему как будто немного полегчало, когда он рассказал мне про Сигюрвина и вознамерился пойти в полицию вместе со мной. На том мы и распрощались. Мне показалось, что ему стало лучше. И вот… и потом он поступил вот так!
— Мне кажется, я нашел останки джипа, сбившего Вилли, — сказал Конрауд. — Они стоят перед лавкой. Отлично спрятанные на самом видном месте. Этот джип все еще там, хотя от него остался один остов, и я задавался вопросом, отчего Бернхард не стал окончательно избавляться от него.
Салоуме смотрела на него, и на ее лице не читалось никакого выражения.
— Про то дело я ничего не знаю. Он только про Сигюрвина рассказывал, — ответила она.
— Но почему ледник? — спросил Конрауд. — Зачем везти труп аж на Лаунгйёкютль? Неужели он не мог найти места получше и попроще?
Судя по всему, у Салоуме ответа не было.
Тут раздались частые звонки в дверь.
— Они пришли, — Конрауд понял, что это Марта с коллегами.
Ночью Конрауд снова вернулся к лавке автозапчастей Бернхарда. Ему не хотелось ехать домой спать, он не мог успокоиться. Тело Бернхарда уже увезли, а сотрудники технического отдела завершили свою работу. Возле здания дежурили полицейские: двое сидели в патрульной машине перед лавкой. Тот из них, что постарше, был старым знакомым Конрауда. Они перекинулись парой слов, и этот знакомый без всяких комментариев пропустил Конрауда, когда тот объяснил, что работает над расследованием дела вместе с Мартой.
— А я-то думал, ты уволился давно, — удивился знакомый.
— Мне все покоя нет, — ответил Конауд.
В лавке горел свет, и теперь Конрауду было все видно лучше, чем когда он робко и нерешительно приковылял туда в темноте. Он зашел за прилавок, завернул в крошечную столовую с грязной кофе-машиной, столом и всего одним стулом: кроме Бернхарда здесь никто больше не работал. Он заглянул и в контору, которая была еще меньше по размеру, а стол и стул в ней были точно такими же. Там были полки с папками, а на столе валялись отдельные листки, лежали телефон и картридер, стояли монитор и клавиатура с мышью, когда-то давным-давно бывшая белой. Под столом стоял на боку системный блок. На нем спереди мигала зеленая лампочка. В целом контора была неброской. На стене висел календарь, а других украшений интерьера не было. И в столовой, и в конторе пол был покрыт грязным протертым линолеумом.
Конрауд уселся за стол в конторе, полистал всякие ненужные бумаги, распечатки счетов, номеров клиентов, разные комментарии насчет запчастей, выписки из банка. На бумагах были грязные следы от рук Бернхарда, не утруждавшего себя тем, чтоб держать архивы в порядке. Там везде царил хаос.
Конрауд посмотрел по сторонам: папки на полках, старый календарь, обшарпанный линолеум и грязь на всем и повсюду. Все говорило о том, что торговля автозапчастями не приносила сказочных доходов, — но также и о неопрятности, какой-то обессиленности, как будто было ни к чему содержать вещи в порядке, наводить чистоту, создавать уютную атмосферу. Возможно, Бернхард уже давно махнул рукой на всякое наведение порядка в своей лавке. Может, это случилось в ту пору, когда его жизнь приняла иное направление — более скверное, чем он сам мог себе представить, — и он окончил свои дни здесь, повиснув под потолком на канате.