— Как и у большинства ребят, но они обычно живут со своими матерями, иногда с отцами. Приемный отец — это определенно считается странным, — защищалась Глиннис.
Глиннис старалась не придавать значения тому, что ее мать — лесбиянка, но явно переживала из-за этого. Во всяком случае, у Глиннис
Аврора полагала, что для посторонних это выглядело так, что ни один из ее настоящих родителей не захотел взять к себе свою дочь. Аврора и сама так думала. Она постоянно выслушивала вопросы любопытствующих, сующих нос не в свое дело. «Что случилось с твоими родителями?» «Есть ли у тебя кровные родственники?» Или удар ниже пояса: «Как случилось, что твой приемный отец всего на четырнадцать лет старше тебя?»
«Как и моя мать», — думала Аврора, когда кто-нибудь спрашивал ее об этом, но она не произносила этого вслух. Она старалась не сосредотачиваться на мысли, что она теперь в том же возрасте, когда ее мать забеременела Авророй.
Давным-давно Аврора перестала спрашивать отца, почему ушла ее мать. Но она не переставала гадать об этом. У мамы была серьезная работа. Она содержала дом Гвендолин Данди, чей громадный викторианский особняк стоял на холме с видом на бухту. Наследница громадного состояния, миссис Данди нанимала небольшой штат прислуги, который обслуживал ее поместье, и заставляла их работать во все лопатки. Мама часто приходила домой разбитая и измученная, полная жалоб на то, как миссис Данди трясется над своей коллекцией хрусталя, или на ее надоедливую самоуверенную болтовню.
— Теперь ты сама можешь стать чьей-нибудь приемной матерью. — Эдди ткнула Глиннис пальцем между ребер.
Глиннис вздрогнула:
— Не пугай меня. — И, торопясь сменить тему, она кликнула другой линк на компьютере. — Может быть, одна из нас может взять интервью у Дики Романова. Предполагается, что он родственник русского царя.
— В России нет царя, — сказала Аврора.
— Больше нет, — согласилась Глиннис, просматривая список выпускников школы. — Некоторые из Романовых бежали из России, приехали в Америку и занялись меховой торговлей.
— Моя мама говорит, что Дики держит магазинчик для наркоманов, — сказала Эдди. — Я проверяла, он не продает меховых шапок. Только заколки для волос и кальяны и все такое. — Она говорила так, словно знала в этом толк.
— Одна из нас может поговорить с той женщиной, у которой магазин художественных принадлежностей, — предложила Аврора. — Джуди де Витт. Она делала эти металлические скульптуры в городском парке. — Мысль об интервью с художницей ей понравилась, поскольку изобразительное искусство было ее любимым предметом.
— Мы можем спросить ее, где она делала себе пирсинг языка, — заявила Эдди с преувеличенным трепетом.
— Что плохого в том, чтобы сделать себе пирсинг? — спросила Аврора.
— Это признак повреждения мозга, — констатировал ее отец, входя в комнату. — Во всяком случае, я слышал такое мнение. — Он бросил в Аврору пакет «Читос» и вручил ей банки с имбирным лимонадом. — Держите, озорницы.
Аврора вспыхнула. Она называла своих подруг озорницами лет сто тому назад, и их, вероятно, от этого так же тошнило, как и ее.
— У тебя же есть татуировка, — возразила она. — Это признак чего?
Он рассеянно почесал руку. Его рубашка скрывала длиннохвостого дракона, вытравленного на его плоти.
— О, я был молодой и глупый.
— Почему ты ее не сведешь?
— Это напоминание о том, чтобы не быть таким дураком, — сказал он.
— Эй, мистер Боннер, — произнесла Глиннис учительским тоном. — Мы должны взять у кого-нибудь интервью для социологии. Могу ли я взять интервью у вас?
— Моя жизнь — открытая книга.
О-хо-хо, подумала Аврора, припоминая все те разы, когда она спрашивала о своей матери. Там были кое-какие секреты, кое-что, что ее отец не любил обсуждать. Например, о Тихуане, откуда приехали Аврора с матерью, и на что была похожа их жизнь, пока они не переехали. Он всегда вел себя так, словно тут и говорить не о чем.
«Когда тебя привезли в Штаты, ты получила шанс на лучшую жизнь», — было его любимое объяснение. Когда она хотела знать, что было не так с их старой жизнью в Мексике, он просто говорил: «Это было нездоровое место. Слишком много нищеты и болезней».
— Когда вам будет удобно? — спросила Глиннис.
— Как насчет прямо сейчас?
Она на мгновение показалась испуганной, затем пожала плечами.
— Я возьму блокнот.
Глиннис и Эдди ловили каждое слово, которое произносил отец Авроры, когда он говорил о том, как рос в Гленмиуре, и как он учился в школе, и как был одним из волонтеров, которые боролись с огнем в Маунт-Вижн, и как, может быть, этот опыт позже привел его к тому, что он стал самым молодым капитаном пожарных в районе.
Аврора знала, что множество других ребят были волонтерами, когда горела Маунт-Вижн, но никто из них не стал пожарным. Что-то еще склонило его к этому делу, хотя он никогда не объяснял, что именно.